А как же упаковывать носильные вещи? Варя достала клеенку, купленную недавно по просьбе родителей на теплицу, и стала просто складывать на нее стопки белья и одежды. Оглянулась в растерянности: неужели это все ее вещи?
— Не слишком богатая жена у покойного, вы не находите? — спросила она у Серого.
— А и правда, — с некоторым удивлением отозвался тот. — Если Боря куда-то и вкладывал деньги, то явно не в квартиру и жену. Минуточку, а это что?
— Мое золото, — пролепетала Варя.
Подошел тот, кого звали Михой.
— Обычное рыжье[6]. Дешевка. Не станешь же ты с ним возиться! Будильник мог бы своей жене и брюлики купить, жлоб!
— Все равно мы в прогаре! — сплюнул Серый. — Чтобы я кому-нибудь еще в долг давал!
Он подцепил пальцем золотую цепочку, подаренную Варе родителями на двадцатилетие.
— Это возьму. Анжелке презент будет.
Варя хотела сказать, что это память от родителей, но передумала. Родители еще, слава Богу, живы. Послушать ее, только золото и может быть памятью!
Однако как жестоко посмеялась над ней судьба! Совсем недавно Варя и подумать не могла, что останется даже без квартиры. Когда еще освободятся для нее эти акции! И будут ли они чего-то стоить?
Она швырнула на стопку вещей свой лисий полушубок и скосила на Серого взгляд.
— Кончай крысятничать, — хмуро бросил ему Миха, и тот отдернул потянувшуюся было руку.
Варя подумала, что вместе с мебелью остается посуда, хрусталь, но не стала об этом говорить, чтобы не нагнетать обстановку. Мужики и вправду не получали обратно своих семидесяти тысяч даже со всем содержимым квартиры, потому можно было ожидать от них раздражения и взрыва.
Она стала закатывать вещи в пленку и Миха, ворча, склонился над свертком, чтобы его перевязать. Тут, к счастью, вернулся Вадим.
— Можно нести? — спросил он у Вари, хватаясь за сверток.
Она кивнула, и он, крякнув, взвалил огромный узел на плечо. Варя положила ключи от квартиры на журнальный столик.
Потом взяла ящик с фотографиями и документами, надела куртку и повесила сумку, в которой с вечера лежали шахматы, через плечо.
Наверное, будь Серый один, он залез бы в ее сумочку и забрал и серебро, и оставшиеся четыре тысячи баксов, но, оглянувшись на товарища, лишь крякнул от досады.
— Погоди. — Миха протянул руку и взял Варю за плечо. — Сегодня к одиннадцати подойди на Стасова и Гоголя, к нотариальной конторе, оформим документы. Дурить не будешь? Смотри, у нас город небольшой, найдем, если свалить надумаешь.
— Не надумаю, — горько вымолвила она. — Надеюсь, больше за деньгами ко мне никто не придет?
Тот пожал плечами:
— Разве что Ник Ник. Боря вроде с ним о чем-то кашлял.
— Он уже был, — сказала Варя. — Удовлетворился дачей.
— Так, значит, у Борьки и дача была?
— Была, да сплыла.
— Не повезло тебе, — констатировал Миха, — не того мужа выбрала. Ну ничего, на ошибках учатся. В одиннадцать ждем.
Вадим уже поднимался по лестнице ей навстречу и без слов взял из ее рук ящик.
— Главное, столик цел. Я прихватил его, когда выходил. По вечерам будем с тобой играть в шахматы.
Варя жалко улыбнулась ему в ответ. Не получалось у нее быть мужественной до конца.
Наверное, ей требовалось время, чтобы привыкнуть к своему прямо-таки двусмысленному положению. Она ехала домой к Вадиму… как кто?
— Да не переживай ты так! — Он пожал ее безвольно лежащую руку. — Во-первых, у меня классные родители. Во-вторых, ты — официально моя невеста, а в-третьих, сейчас все равно никого нет дома, так что мы с тобой спокойно сможем позавтракать.
— Ах да, — спохватилась Варя, — ты же голодный!
— А ты?
— Я, наверное, тоже.
Она отвернулась, чтобы незаметно смахнуть набежавшую слезу. У нее наступило странное состояние. Про такое говорят: то плачет, то смеется.
Если сравнивать ее положение с положением, к примеру, Бориса, то у Вари было все хорошо. А в сравнении с положением ее же, но за неделю до дня сегодняшнего, то можно сказать, что у нее опять наступила жизненная катастрофа… Черная полоса.
— Крепкий чаек!
— Что ты сказал? — удивилась она.
— Я сказал, сейчас тебе поможет крепкий чаек. Конечно, у меня нет твоих трав…
— Ой, и правда, я же травы забыла! — Она горестно всплеснула руками, а Вадим засмеялся.
— Вот видишь, как все в жизни относительно. Потерять травы сейчас для тебя горе, а через несколько дней ты будешь этому смеяться.