– Ты кто такая, как ты смеешь указывать мне? – услышал я ее голос. – Я уже в мединституте училась, когда ты в детских штанишках бегала!
Тетушка без особых церемоний платила ей той же монетой:
– Ну да, я знаю, что ты, Хуан Цюя, дочка капиталиста, знаю и то, что ты была первой красавицей мединститута. Может, ты еще и флажком махала, приветствуя входящих в город японских дьяволов? Наверное, еще и к японским офицерам щечкой прижималась на танцах? Ты вот с японской солдатней танцы танцевала, я в это время в Пинду состязалась с японским командующим в уме и смелости!
– Это кто-нибудь видел? – холодно усмехнулась та. – Кто-нибудь видел, как ты состязалась с японским командующим в уме и смелости?
– Это осталось в истории, родина тому свидетель.
Мне ну никак не надо было появляться в этот момент и передавать эту красочно оформленную листовку в руки тетушки.
– Ты чего примчался? – раздраженно спросила она. – Это что такое?
– Реакционная листовка, гоминьдановская реакционная листовка! – выпалил я хриплым и дрожащим от волнения голосом.
Тетушка сначала глянула одним глазом, но я увидел, как она содрогнулась всем телом, словно пораженная током. Глаза у нее расширились, лицо побледнело. Она отбросила эту листовку как змею, нет, как лягушку.
Потом ее вдруг осенило, она хотела поднять листовку, но было уже поздно.
Листовку подняла Хуан Цюя, пробежала глазами и воззрилась на тетушку. Еще раз глянула на листовку, в спрятанных за толстыми стеклами очков глазах вдруг загорелся дьявольский огонек, и она издала презрительный смешок. Тетушка рванулась вперед, чтобы выхватить листовку, но Хуан Цюя крутнулась в сторону. Тетушка вцепилась ей в халат и крикнула:
– Отдай!
Хуан Цюя дернулась, и халат с треском порвался, обнажив белую, как у лягушки, кожу на спине.
– Отдай!
Хуан повернулась, держа руку с листовкой за спиной, задрожала всем телом и стала пятиться к дверям.
– Отдать тебе? – с мрачным удовлетворением хмыкнула она. – Тебе, подлой шпионке! Любовнице предателя! Дешевке, с предателем спутавшейся! Что страшно стало? Наверное, не будешь больше предлагать свое вонючее «сирота пламенного революционера»?
Тетушка бросилась к ней как безумная.
Хуан Цюя припустила бегом по коридору с пронзительными воплями:
– Шпионку поймали! Шпионку поймали!
Тетушка бросилась вдогонку и схватила ее за волосы. Вывернув шею назад и вверх, Хуан Цюя тянула руку с зажатой в ней листовкой вперед и издавала еще более пронзительные крики. В те времена в здравпункте было два ряда помещений: впереди – амбулаторный прием, позади – служебные помещения. Заслышав крики, оттуда высыпали люди. Тетушка уже сидела на Хуан Цюя верхом и изо всех сил пыталась вырвать листовку.
Прибежал главврач. Это был лысый мужчина средних лет с вытянутыми глазами-щелочками и мешками под ними и полным ртом чрезмерно белых искусственных зубов.
– Прекратите! – закричал он. – Что вы делаете?
Словно не слыша его окрика, тетушка стала еще яростнее выворачивать руку Хуан Цюя. У той уже вырывались не пронзительные вопли, а рыдания.
– Прекрати, Вань Синь! – И главврач, задыхаясь от ярости, обрушился на стоявших вокруг: – Вы что, ослепли? Быстро растащите их!
Выступившие вперед двое мужчин-врачей не без труда стащили тетушку с Хуан Цюя.
Пара женщин помогли Хуан Цюя встать с пола.
Очки у нее упали, из щелей между зубов текла кровь, из глубоких глазниц – грязные полоски слез. Но она по-прежнему крепко сжимала листовку.
– Главврач, вы должны вынести решение… – завывала она.
Одежда на тетушке была в беспорядке, лицо смертельно бледное, на щеках две кровавые царапины – ясное дело, Хуан Цюя своими ногтями постаралась.
– Вань Синь, что, в конце концов, произошло? – спросил главврач.
Тетушка измученно улыбнулась, из глаз у нее брызнули слезы, из руки на пол посыпались клочки листовки. Покачиваясь, она молча побрела в отделение гинекологии.
В это время Хуан Цюя, словно герой, совершивший подвиг, перенеся неимоверные страдания, передала главврачу скомканную листовку. Потом встала на колени и стала нащупывать свои очки.
Одна дужка у очков была сломана, она нацепила их на нос, поддерживая рукой. Увидев оброненные тетушкой обрывки листовки, она торопливо подползла к ним на коленях, схватила, будто бесценный клад нашла, и встала.