Мимо него медленно прошествовал толстый, благодушный поп. На Петрика повеяло смачной теплотой, как будто у попа под рясой не живот, а горшок с горячей требухой. И солнце тоже вкусно мазнуло теплым лучом его зажмуренные глаза, посеревшее лицо, где горела пораненная губа.
Петрик встал, подошел к канаве, которая тянулась вдоль полевой дороги, и повалился в густой бурьян, над которым плыл угар от высоких сероватых стеблей горчавки. Несколько лавчонок у вокзала и буфет в пассажирском зале, набитые всякой снедью, колбасой, булками, не давали ему покоя. Одна мысль донимала его: «Скорей бы достать работу! Хоть какую-нибудь работу!» Что же завтра предпринять? И вдруг ему пришло в голову, что он ведь может направиться к монастырю, где на лесах сейчас трудится рабочий люд, и его возьмут. На душе сразу стало легко. Но через минуту его опять охватило уныние: «Нет, его не возьмут, и ему снова придется без дела слоняться целый день. А бывают же на свете счастливые люди: работают от зари до вечера!» Эти мысли терзали, мучили его, пока он не уснул.
Когда он проснулся, день уже был на исходе, в горле саднила горечь, сердце терзала тоска, хоть пальцы грызи. Ноги сами понесли его, сонного, к речке.
Его длинное, худое тело было в расчесах от грязи. Но под серой, некрасивой кожей наливались мальчишеские мышцы, которые знали свое: они быстро росли и требовали себе работы.
Петрику всегда хотелось иметь чистое тело, свежее, вымытое, тугое, чтобы оно скрипело под руками; чтобы видно было, как под кожей кровь переливается по жилам. Его всегда тянуло полоскаться в воде. Когда он работал у помещика Лукьянова и пас его свиней, он наслушался о многих господских утехах. Но больше всего ему запомнился водяной ящик. В него наливают горячей воды и купаются. Потом воду выливают и наливают новую. И так целые дни.
Он «намылил» тело жидкой грязью, долго тер его, снова и снова окунался в мутную воду и никак не мог накупаться, пока наконец не почувствовал себя чистым и бодрым. Тогда он снова отправился на вокзал.
У жандарма он застал по-княжески разодетого человека. Как будто он его где-то уже встречал: широко открытые глаза, добрый взгляд, розовые, пухлые щеки. Казалось, он вылеплен из чистого сала. И такой он весь приятно-подвижный! Утром этот необычный человек подкатил к вокзалу на бричке, спустил толстые ноги, но не так, как это делают полные женщины, а быстро, ловко, и бросил на собравшихся счастливый взгляд, будто подмигивал и спрашивал у них: «А ведь хорошо? Правда, хорошо?»
Позднее Петрик видел его через окно, там, где стоят телеграфные аппараты и где работают люди в мундирах с медными пуговицами. Этот человек вел себя там совсем как дома. Он подносил всем пачку папирос, обернутую в золоченую бумагу, но видно было, что он не чета тамошним.
Теперь он сидит возле жандарма, а перед ним на столе большая миска свеженьких початков кукурузы. Над миской столбом вьется пар. Оба — и жандарм и незнакомец — сосредоточенно грызут початки и водят ими вправо-влево вдоль рта, точно играют на губных гармониках. От напряженной работы челюстями глаза у обоих выпучены.
У Петрика засосало под ложечкой. Он резко, точно камень, швырнул:
— Отдайте деньги!
Жандарм вскочил с початком во рту. Петрик не шелохнулся.
— Отдайте деньги!
Лицо жандарма налилось гневом. Ловко орудуя желтыми мелкими зубами, он быстро очистил початок, размахнулся и швырнул его Петрику в лицо. Но Петрик не отступил и только приложил руку к пылающей щеке:
— Отдайте деньги!
— Ах ты оборванец! Знаю я вас! Вам бы только украсть, стащить!.. Покажи-ка твой паспорт!
Жандарм подскочил, сгреб Петрика и поволок к столу.
— Какой паспорт?
Петрику стало ясно: сейчас на него наденут кандалы и сошлют в Сибирь. Хорошо, если бы послали через Херсон, может, Ляма встретил бы.
И вдруг совершенно неожиданно его осенила мысль. От нетерпения и боязни, что его уловка не удастся, Петрик стиснул зубы и уставился в одну точку.
На свирепые вопросы — что он здесь делает, зачем приехал — Петрик отвечал обиженно и кратко. Неожиданно для самого себя он сказал:
— Приехал я из Херсона, херсонский я. Хочу домой. Отдайте деньги!
В это время заявился начальник. Странный расфуфыренный господин сразу же пошел ему навстречу. Они дружески поздоровались. Начальник повернул голову в сторону жандарма и бросил повелительный взгляд:
— В чем дело?
Жандарм отступил на шаг и отчеканил:
— Снял с поезда карманника. Ехал зайцем. Беспаспортный бродяга. Из Херсона.