— Это чистая случайность, — проговорила Элька тихо, но твердо. — Вы не решитесь причинить нам зла.
Вошел заспанный официант, неся на подносе дымящийся чайник и чашки. Его сжатый рот выражал недовольство поднявшимися ни свет ни заря постояльцами.
Йотель прошел в соседнюю комнату и стал там что-то искать, швыряться вещами. Потом он просунул голову в дверь и, тяжело дыша, произнес, как отрубил:
— Все это из-за того, что вы завидуете мне. Вы, мадемуазель, пришли сейчас ко мне случайно, однако рано или поздно, а придете ко мне, только уже не случайно. Запомните!
Элька напялила на себя свои платья и заставляла оцепеневшего Аршина поскорей надеть пальто, Йотель переменил тон:
— Сейчас вам выходить опасно. Посидите до вечера. Идите к столу!
Никто не отозвался, никто на него даже не посмотрел; все двинулись к выходу и скрылись за дверью.
— А ты куда, Красенко? — закричал Йотель. Петрик не оглянулся.
Йотель так и застыл на пороге. Его жирная грудь бурно вздымалась и опускалась, словно после быстрого, утомительного бега.
[22]
Было ясно, что между Аршином и Элькой отношения испорчены. Он то возбужденно спорил с ней, то убеждал сладким, медовым голоском, а она упорно отмалчивалась. Но стоило ей только глянуть на него, как он сразу сникал.
— Петрик, — сказала она, — ты сам видишь, нам надо отсюда поскорей убираться. Но как быть с тобой?
Прежнее одиночество снова навалилось на Петрика.
— Вот что, мне тут надо найти кой-кого из наших. С ним, — она показала на Аршина, — нам не столковаться. Взять тебя с собой я не могу. Но у меня вот какой план…
А Петрик-то думал, что останется возле Эльки, что она его будет учить. Ведь она сама когда-то сказала… А выходит совсем иначе.
— Вот что я надумала: помнишь, в прошлом году к Переле приезжала ее тетя с девочкой Тамарой. Они меня хорошо знают. Живут они здесь, я помню и улицу, и фамилию. Мы их разыщем и скажем, что нам надо найти Ляма. Может, Тамара пойдет с тобой искать, а я тем временем займусь своими делами. А там видно будет.
— Хорошо, — выпрямился Петрик.
План пришелся ему по душе. Правда, Тамару он сроду не видал, — он работал тогда в свинарнике у Лукьянова, но они знают друг друга по рассказам. К тому же и Элька пока что не пропала для него и Ляма они найдут, так что…
Он давно не слыхал, как поют петухи, и теперь их крик его поразил. Оказывается, они по утрам и в городе орут так же задорно. За туманом ничего не видно было, и Петрику казалось, что он в деревне: вот-вот блеснет речка с утятами, перебежит дорогу пастух с длинным посохом. Но вдали послышалось пыхтение паровоза, шум этот все приближался. Фабричные гудки рванули городскую рань. Петрику все это было внове, необычно и чем-то манило.
Почему же Элька и Аршин дуются друг на друга?
Элька придерживает рукой платок на груди и чем-то напоминает бабушку; ее белые пальцы, которые так ловко бегают во время шитья, сейчас сжаты, выглядят усталыми.
Они тихо брели, не разговаривая, печальные, в пронизывающем предрассветном тумане: Элька впереди, Петрик за ней, а позади Аршин.
На пустом базарчике, там, где между палаток и ларьков притаились пугающие тени, Аршин кашлянул.
Они оглянулись.
Аршин прислонился к какому-то ларьку. Они подошли к нему, и он с горечью сказал:
— Не хочу таскаться по всему городу. Останусь здесь.
— Здесь останешься? — Элька раздраженно глянула на Петрика. — Что за штуки? Его сейчас же схватят!.. Слушать противно.
— Я останусь здесь.
Петрик ломал себе голову — как их примирить? Как заставить разговаривать по-человечески? Он пригнулся к Эльке и шепнул на ухо:
— Пускай немного посидит здесь. Я сам разыщу Тамару, а вы побудьте с ним.
— Нет! — Элька дернула Петрика за плечо. — Надо его отвести к товарищам и разделаться с ним. Хватит!
Аршин съежился, втянул голову в плечи, поднял было руки, но сразу же безнадежно опустил их.
Ужас охватил Петрика. Неужто Аршин способен допустить такую дурость? Он знал совсем другого Аршина.
Аршин, порывисто дыша, бормотал:
— Но если я не могу… Не могу плестись куда-то в угоду твоим причудам. — Его губы побелели, в больших невыспавшихся глазах стояла мольба.
Элька даже позеленела от злости; она переступала с ноги на ногу, топтала барским ботинком базарный хлам, не замечая первых ранних торговок яблоками, которые стояли у своих возов и с удивлением смотрели на них.