Когда ему пришло время призываться, все одесские приказчики знали, что Исаку убеждения не позволяют «носить оружие и проливать кровь». Его, правда, не взяли в армию из-за грыжи, но это ничуть не снизило эффекта, произведенного его самоотверженностью и стойкостью.
Все знали Исака как знатока своего дела. Он помнил каждого покупателя и его требования и с каждым из них разговаривал другим языком, завоевывая этим все больше симпатий к магазину, где служил. «Покупатель любит, чтобы с ним обращались как со старым знакомым», — говорил он. А знание своего товара он довел до степени науки.
Рядовые приказчики из гастрономии больше всего жаловались на голландский сыр: «Никак с ним не потрафишь». Исак им объяснил: вся суть в том, чтобы правильно рассчитать угол разреза. Ведь головка сыра имеет форму шара. Она делится сначала пополам, а потом уж от каждой половины отрезаются дольки, которые имеют форму секторов. Как известно, объемы секторов относятся друг к другу прямо пропорционально центральным углам данных секторов. Задача продавца — правильно вычислить угол. Задача весьма сложная. А если, скажем, внимание направляется на периферию — на оболочку сыра, тогда угол и протяженность определяются трудней, чем при прямолинейных мерах, например, при отпуске колбасы.
Подобная формулировка научных основ разрезания голландского сыра создала Исаку репутацию великого знатока.
Дома он, несмотря на бедность, требовал, чтобы у них все было, как у людей. Лучше не доесть, зато приодеться. Нескольких друживших с Эсфирью рабочих он своим высокомерным обращением отвадил от дома: они, мол, ему не чета. Своим убийственным тоном всезнайки он уничтожал бодрое, боевое настроение, которое Эсфирь приносила с собой, возвращаясь с рабочего собрания. Он глушил ее порывы своими равнодушными, учеными речами, будто его вовсе не трогали возмущение и недовольство, которыми были охвачены все вокруг — и рабочие, и служащие.
Вот почему все были поражены, когда стало известно, что случилось с Исаком.
Однажды он среди знакомых революционеров завел разговор о постыдной эксплуатации детского труда на фабрике Высоцкого. Он сам это наблюдал воочию, глядя на свою Руню. Слово за слово, пошли сравнения толстовцев с революционерами, и тут же родилась идея помочь детям. Причем Исака сама идея мало волновала, ему просто неловко было отступать от всего наговоренного.
Был совершен «экс». Участие Исака в нем было размером с муху. Но когда полиция поймала экспроприаторов, его тоже замели и сослали в Челябинск.
Поначалу мать никак не могла свыкнуться с тем, что Исака нет. Да и с деньгами стало много хуже. Заработков Эсфири и Руни не хватало. Пришлось самой хозяйке поступить на конфетную фабрику, где она работала до обеда, чтобы как-то и домашнее хозяйство вести. Зато Эсфири полегчало, дома ее никто больше не притеснял; к ней начали заглядывать товарищи и товарки, у нее проводились собрания, заходили и просто так посидеть. В домике стало веселей, уютней.
Ара с головой ушел в дела, кровно затрагивавшие всех и на фабрике, где он работал за грошовую плату, и вне ее. Его выводили из равновесия только новости из дому, которые время от времени передавал ему кто-нибудь из земляков. Он с трепетом ждал, что вот-вот грянет гром и придет письмо от родителей, заявится сама горестная вдовица, либо они пошлют человека и потянут его на суд раввина. Над ним нависла беда, которая грозила рано или поздно обрушиться на его голову.
Несколько месяцев он болтался в порту среди грузчиков, охотно подставляя могучую спину под любой, самый тяжелый тюк. Но грузчики не признавали его и не желали принимать в свою компанию. Пришлось ему отступиться, довольствоваться случайной поденной разгрузкой угольных барж. Потом маленькая Руня уговорила его и повела наниматься к Высоцкому. Сначала он стеснялся работать на «бабьей фабрике», работа казалась ему чересчур пустячной, но вскоре он убедился, что она не столь уж пустячна, как это ему сгоряча представлялось. Он увидел вблизи подлинное рабство: малолетние ученицы школы, где попечителем был сам директор фабрики господин Тауэр, работали в очень тяжелых условиях, дышали вредными испарениями и получали только семь-девять рублей в месяц. Дети поражали своим унылым, чахлым видом.
Ара добивался более близкого знакомства со старшими рабочими и приглядывался к тому, что здесь происходит и с кем ему следует связаться.