Разложил карту, пил крепкий чай, запивал яичным ликером, думал.
Есть запасы еды, дров, найдено пять бутылок керосина, пригодного для лампы, теплая одежда, крепкая обувь, для детей небольшие рюкзаки, есть примитивная навигация. Куда двинуть?
На юго-запад, к Городу? Не вариант, в том направлении нет жилья. На запад? Там километров тридцать, а то и все пятьдесят сплошных лесов. В обычное время это просто дорога сквозь лес с комарами, красотами и умопомрачительным воздухом. А теперь лес — это не здорово. Его занесло всего на пару метров, среди крон и бурелома нихрена не видно, легко заблудится, там ещё и зверьё тусуется.
Самым понятным было направление на Ижмору, всего десять-двенадцать километров, только это строго на север, то есть только отдаляет меня от цели. Остается юго-запад, там село Кирилловка, судя по размеру букв, когда-то населением больше тысячи душ. Расстояние тоже что-то типа пятнадцати. Не от хорошей жизни я выбираю это направление. Зато потом ещё где-то в двадцати пяти поселок Робеспьер, это вообще райцентр. Так от него будет уже не стольник до города, а где-то восемьдесят. В сущности, смешное расстояние для пешего путешествия, если бы не апокалипсис вокруг.
Морозным утром, покушав и проверив готовность, двинулись в путь. Направляясь в направлении «юго-запад», мы покидали Чехарду.
Шли медленно. Я тянул гроб, задача детей было не сильно отставать. Дарина всё время порывалась говорить, что-то спрашивать или рассказывать. Валил снег, который к тому же подхватывал уверенный ветер. Двигались без остановок, только пару раз тормозили сбегать за торосы по нужде и то после того, как я проверил отсутствие зверья.
Местность будто полярная. Занесло всё к чертям. А может просто отсутствие деревьев так сказывалось.
К вечеру я признался себе, что «промахнулся» мимо Кирилловки или же просто её занесло «с головой». Шайсе. Впрочем, всё необходимое у нас было с собой.
Выкопал круглую яму, на дне не дует и теплее. Глубина метра три, не больше. По бокам выбил небольшие углубления для гроба и прочего имущества. В середине костёр, из привозных дров. Палатку не разбивал, в свете гаснущего дня приготовил сытный ужин из консервов. Поели. Уложил детей спать в гроб. Сам пристроился в спальнике возле костра, неподалеку. Долго не могу уснуть, ворочался, хотя понимал, что нужен отдых.
На третий день странствия мы дошли до поселка, названного в честь Робеспьера. Я знал о нём только, что он был французским революционером, отправлял на гильотину противников революции, потом сторонников, а очередные отправили туда его самого. Такая милая логика, что любая революция это в первую очередь игра на выбывание, где большинство участников получат путь на плаху. И кончится это императором Наполеоном, в честь которого потом назовут торт.
Вечер. Холодно. Редкие крыши, верхние части домов. Детишки понемногу скулили, а я тащил их в сторону центра. Найти бы богатый частный сектор с камином и запасом провианта, но и просто не сильно холодный подвал сойдёт. Пока что попадались какие-то неуютные трехэтажные многоквартирные дома из красного кирпича.
Выйдя из-за угла и подтягивая гроб на повороте, я практически столкнулся с нелепо одетым бородатым парнем, на груди которого красноречиво висел автомат Калашникова. Придерживая его одной рукой, вторую он поднял в останавливающем жесте. Рефлекторно обернувшись, увидел, что позади мрачным силуэтом маячит ещё один автоматчик.
Тот, что встал на нашем пути, критически оглядел меня с головы до ног, недовольно вздохнул и махнул рукой «следуй за мной».
И мы потопали за ними. Ствол к башке не приставляли, не обыскивали, не кричали, не били, спасибо и на этом.
Спуск, подъем, путь между каких-то промышленных зданий, в мрачный проём отпертых металлических ворот, возле которых я оставил гроб, внутрь безликого прямоугольного заводского корпуса, по переходу, вниз, вверх на этаж. Старательно запоминал дорогу.
Обледенелый коридор с огромными покрытыми жирным слоем советского лака дверьми. Вытертый паркет. Распахнули двустворчатые двери, вошли.
Просторный зал, частично заполненный потрепанными тройными креслами, на некоторых из которых дремали какие-то люди. Окна залеплены снегом, но пропускали свет. Сравнительно тепло. В дальней части помещения помост, возвышенность, где установлен громадный стол, человек на десять, задняя стена украшена драной красной тканью с кисточками и оборочками. На столе прижатая парой стальных кружек — карта. В левом углу бюст Ленина высотой не меньше двух метров. Громадина. Ильич смотрел на входящих мрачно.