— Куда идёшь?
— Обратно в Город, там мои, там база.
— Молодцом. Такое дело, Антон. Мы тоже домой идём, только он далеко. Уже прошли больше тысячи километров. Посмотри на карту. Вот город Родимов. Четыре дня назад зашли в него и на нас напали, обстреляли. Мы отступили, местных расспросили, собрали сведения, что, почему. Знаешь, папа и мама учат детей что есть добро, зло. А дети вырастают и иногда забывают. Эти вот — забыли. Заключенные. Много есть причин, чтобы попасть в тюрьму и это не повод осуждать. Но нет прощения тем, кто берет в рабство целый город. Провозглашает себя новой властью, называет своего пахана — пророком Мусой. Любого несогласного распинает на столбах освещения, выворачивая ребра крюками. Это не хорошо. Тем более «пророк». Так нельзя. Вот ты, наверное, думаешь, что это не твоё дело?
Я отрицательно помотал головой. Он долго смотрел на меня, потом продолжил.
— Хорошо. Местные боятся. Закрывают глаза, затыкают уши. А я хочу этих шайтанов покарать. Мы не пойдем дальше, зная, что оставили за спиной безнаказанное зло. Что ты мне скажешь?
— Дядя Адам, я с таким сталкивался. Эти люди позорят человечество. А ещё местные напрасно думают, что спрячут голову в песок, то есть, в снег. Банды как гиены, съедят все, что есть под ногами и примутся грабить вокруг. Дойдут и до спрятавшихся. Ограбят, убьют. Сейчас большая часть человечества погибла, и я не хотел бы, чтобы среди горстки выживших были такая мрази. Простите, если грубо выражаюсь. Жизнь и так слишком тяжела. Могу я кое-что предложить? И прошу прощения, если говорю что-то глупое или недостойное.
— Говори. Мужчина должен говорить, должен думать, должен нести ответственность за слова и поступки.
— Сколько у вас стволов?
— Считать нужно воинов, Антон. Девять. Точнее, пока восемь, Салах ещё сильно ранен. Плюс, местных собрали четырнадцать, считая тебя.
— А врагов?
— Мы не знаем.
— Значит, нужна разведка, нужно взять «языка». Узнать сколько их, где база, какое вооружение? Давайте я схожу. Но мне бы один ваш, кто-то осторожный, но решительный. Для прикрытия.
— Все мои парни решительные, дорогой Антон. Хорошо. Отдыхай пока. Сходи, поешь, поспи, умойся, помолись. Утром, если не передумаешь, сходи на разведку. Наверное, Кюра с тобой пойдет.
Гроб затащил в подвал. Там заправляла какая-то немолодая тётка с усталым лицом, которая звалась Надеждой Юрьевной. Чеченцы сконцентрировали большую часть выживших поселка в здании местного подразделения какого-то геологического института, организовали перенос продуктов из местных пятерочек (все, что не было замародёрено ранее), доставку воды, перенесли медикаменты, и вообще действовали быстро, уверенно и грамотно. В первый момент думал пожертвовать часть своих запасов, но быстро оценил, что недостатка в провизии нет, подарил пачку соли, поел щедро приправленную специями кашу, проверил как там Дарина и Серёжа. Дети и женщины обитали отдельно, у них было довольно тепло. Принес им из гроба их спальники, сам лёг спать в основном зале на одной из кушеток на тонком голым матраце со штампом «БО имени Тимирязева».
Кто-то безбожно храпел.
Засыпалось трудно. Думал о своих, вспомнился дом у лесопилки, который меня приютил. Интересно, ворона, которая за мной следует всё та же или мне так кажется? А если двигается за мной, считает меня другом или ждет возможности выклевать глаза?
Чеченцы суровые. Встретили катаклизм в Кургане, были по каким-то своим делам. Когда поняли, что мороз не собирается заканчиваться, нашли вертолёт Ми-8, снарядили, собрали команду из нуждающихся в перемещении в сторону Европы, пролетели восемьсот с лишним километров до Самарской области, кое-как сели, поняли, что дальше техника не полетит, не смогли найти транспорт, собрались, пёхом пересекли скованную льдом Волгу и упорно двигались на юго-запад. Перед их глазами были множество городов и местностей. Уверенно идут в Чечню. И про суперзиму тоже в курсе. Тем не менее идут. Сурово.
Постепенно, беспокойный неуютный сон накрыл меня.
Утром, после некоторых колебаний, припрятал себе ПП-91 и один ПЯ, часть патронов, остальное отнёс Дяде Адаму, который все так же пребывал в ленинской комнате. Старший принял принесенное с достоинством, как должное.
Вскоре я уже ручкался с бойцом, который меня же вчера и задерживал.
— Милаев Кюра, — нахмурил брови он. — Можешь называть «Соколом».
— Антон Осоедов, — ответил я. — Странник. Кстати, осоед, это разновидность ястреба.
— Ну, тогда полетели, поохотимся.
Глава 5
Тьма
— Когда я сказал отцу, что меня напугало существо в моем шкафу, он дал мне пистолет 45-ого калибра.
— А что он должен был сделать?
— Мне было девять лет. Он мог просто сказать «Не бойся темноты».
— Шутишь? Её надо бояться!