Не было никакой стены. То есть понятие «к стенке» означает что расстреливают буквально у вертикальной плоскости. Чтобы пули куда попало не улетели, чтобы приговоренные не сбежали. У этих были предварительно зафиксированы ноги. Толпа расступилась, образовав вокруг них гигантский полукруг на открытом пространстве. Вяло выл ветер. Трое из восьми упали, извивались червяками, ползли к ногам автоматчиков.
Расстреливать вызвалось много местных, чеченцы остались страховать. Стрелков было в сумме человек двадцать. Я не слышал конкретного сигнала, как-то пропустил. Но в одну секунду множество стволов загрохотало. В небе возмущенно орала ворона. Испугалась, наверное.
Бледный, но решительный мужик в полицейской форме с чужого плеча, при гробовой надо сказать тишине, с пистолетом наголо, по одному — отпинывал тела, разворачивал, прицеливался и стрелял точно в голову. Когда он добивал лжепророка, тот был ещё жив и в сознании. За спиной добивающего стеной встал Дядя Адам, хмуро кивнул, очередная пуля прервала короткую религиозную карьеру бывшего заключенного.
Тела было решено сжечь, чтобы никакой могилы. Народ принял в этом основное участие, деятельно натащил разнообразных сгораемых предметов, в основном мебели из здания суда и жилого дома напротив. Получился здоровенный бесформенный костёр.
Среди толпы заметил Набиля Сахири, подошёл, приветствовал. После всех событий чувствовал себя совершенно разбитым. Он пришёл на казнь, чтобы убедиться в реальности происходящего. Откуда только узнал? Оказалось, что всё утро по городу бегали и голосили несколько добровольцев. Впрочем, крохи выживших в массе своей решили, что это всё уловка бандитов. Думаю, город не сразу наладит жизнь.
— Вы не передумали уезжать?
— Не знаю. Пообщаюсь с командиром.
— Знакомы уже с ним?
— Кюра обещал познакомить. Сейчас не до того, попозже.
Только через два дня, вечером, сидя за столом в административном корпусе местной мебельной фабрики, произошло подведение итогов. Чеченцы отыскали и поставили на ноги крохи местной элиты. Руководителем назначили городского нотариуса, при поддержке полиции и двух директоров местных предприятий, чудом выживших в рабстве.
Моя идея про переезд на грузовичке проросла и зажила своей жизнью. Силами пары автослесарей чудо-вездеходик оброс шестью дополнительными покрышками, найдена приземистая бочка для топлива, поставлена на длиннющие лыжи, проведены ходовые испытания.
Напротив меня сел Адам Султанович. С легкой улыбкой благодарил, спрашивал про детей, Милану и Серёжу.
— А могу я попросить, Дядя Адам? За мой, так сказать, вклад?
Он еле заметно кивнул.
— Вы уезжаете? Набиль, его дочь, вы все. В Чечню?
Снова небольшой кивок. Он смотрел на меня с заметной иронией.
— Гм. Могу я вас попросить забрать этих детей? Принять их в свои ряды, позаботиться? Что-то мне подсказывает что в Чечне сохранился порядок, есть семьи, всё такое.
— Понял тебя. Спроси их сам. Объясни. Если они захотят, то возьму и приму над ними опеку. А ты? Подвезти тебя до Города?
— Набиль говорит, что это сильно не по пути. Да и перегруз большой. Ничего, пройдусь.
Ранее утро.
Прощаюсь с Кюрой, крепко обнимаюсь. Он в третий раз объясняет, как его найти в Урус-Мартане, адрес написал, там даже небольшая схема.
Дети согласились на переезд в далекую Чечню. Что они видели здесь, когда мир померк? Смерть. Голод, холод и снова смерть. Много снега, предательство людей, каннибализм, снова смерть, голод, страх, боль. Новые семьи примут их. Серёжа уже немного разговаривает. Держится за Милану, ходит хвостиком, хотя и сильно старше. Обнимался, давал многозначительные наставления.
Прощался с каждым бойцом, с их командиром, уважаемым Адамом Султановичем. Местные расходятся по домам, чеченцы уходят в дальний путь. Их провожали большой группой, от усадьбы Набиля. Бородач улыбается, сидя на рулях, рядом маленькая Ирада. Среди прочих находок-трофеев с перебитых заключенных — целых три действующих навигатора «Навител» с картами страны. Все три зарядили, один отдали мне, два забрали. Буду хотя бы знать, куда брести.
Стоим молча. Грузовичок пинцгауэр, название скоро опять забуду, названный как сказал хозяин усадьбы в честь лошади (только не понял, это конкретная кобыла или порода?) плавно тронулся и двинул в путь. Через заднее стекло на меня смотрела Милана. Улыбнулась.
Эх, товарищи чеченцы. Порядок навели, память оставили. Легкого вам пути.
Пора и мне уходить.