Делаю выбор исходя из правила «пуля дура, штык молодец». Притормозил, проверил пулеметную коробку. На ощупь, в полутьме, приблизительно тридцать выстрелов осталось. Поменял магазин на АКСУ. Дозарядил вальтер. Топор и рюкзак на месте.
Пора.
В свете мудрых и вечных звезд я мчался к расположенным рядом трём опорам ЛЭП, ориентируюсь на самую высокую. Может, там никого и нет.
Давлю на педаль что есть сил, угловатая стального цвета конструкция опоры облеплена торосами, снегом, льдом. Огибаю его на большой скорости по правому краю. Никого?
В последнюю секунду, когда уже решил, что все мои расчеты основаны только на усталости, догадках и паранойе, среди бледных льдин в мою сторону двинулась и властно взмахнула рукой фигура.
Хладнокровно притормаживаю, снимаю с шеи АКСУ, кладу на колени, поднимаю забрало. Перевожу на стрельбу очередями. Ночь сравнительная тёмная, луна ушла за тучи, решив слегка подыграть мне.
Дыр-дыр-дыр, докатываюсь до фигуры. Мужик, в руках автомат. Каналья, что ж так не везет, тётя-мотя где?
В темноте не видно, но он наверняка хмурится.
— Кто вернулся?
Перехватываю автомат двумя руками, приклад к плечу, ловлю его в прицел и без всякого предупреждения дах-дых-дах-дых. Пускаю очередь, притормаживаю, встаю как в стременах, стреляю снова, ослепляя самого себя вспышками.
Готов.
Внезапно рёв. От опоры отделяется силуэт убегающего во все поршни квадроцикла. Сука, сука, сука. Да что ж ты никак не сдохнешь!
Резко сажусь обратно, проигнорировав потребность обыскать труп, пускаюсь в погоню. Быстро, бездумно, на одних рефлексах. Рву азартно и отчаянно. Приближаюсь. На секунду бросаю руль, прицеливаюсь из АКСУ, даю очередь. Вроде попал. Крутой поворот. Остановка.
Сигаю в снег, бегу.
Я её впервые вижу. Ожидал какой-то схватки на длинных кривых ножах. Сказанных глаза в глаза едких словах. Моих обвинениях о том, что её гопники поставили раком весь город, фактически опрокинули местную цивилизацию в чан с говном. Ну и она бы по мне прошлась, как иначе.
Это Тётя Оксана и она мертва. Однозначно и бесповоротно. Валяется в снегу, в свете звезд между медленно бредущих туч. Её четырехколесный козлик куда-то укатился.
Высокая, что понятно даже когда нелепо лежит. Со стоячими светлыми волосами, выбивающимися из-под шикарной меховой шапки, огромными широко расставленными светло-серыми глазами. Даже в мёртвых, в них стоит гнев. Волевое лицо, насупленные брови. Командирша. Атаманша. В других условиях я бы порадовался равноправию и успехам женщины-руководителя. Если не считать того момента что её подопечные рулили грабежами, убийствами, пытками, изнасилованиями и работорговлей, в том числе детской.
Вздохнул. Повинуясь внезапному порыву, достал вальтер, неторопливо прицелился и пустил ей пулю в лоб. На всякий…
Оглянулся. Ночь насыщена смертью, щедрыми клочьями отчаянья, словно тёмным туманом, росчерками погони и как специями — постоянной опасностью умереть даже случайно.
Потёр лоб. Голова болит. В любой момент нарисуются её подопечные и не факт, что в этот раз повезет, ибо мой запас удачи иссяк. Развернул своего коня, покатил по собственным следам до распростертого тела.
Здоровенный мужик, с ощутимой сединой. Проверил на всякий случай, мертвый ли. Вырвал из окоченевших рук автомат. При свете луны видно, что пара моих пуль попали в корпус оружия. В ствольной коробке неровная дырка. Попробовал передернуть затвор и пальнуть. Что-то не срабатывает. Ладно, отстёгиваю магазин, отправляю в рюкзак. Шарю по карманам. Кожаная записная книжка, почти пустая фляжка из нержавейки, на поясе здоровенный тесак в чехле, упаковка бинтов, жгут, какие-то таблетки, очки для чтения, две упаковки жевательной резинки, пачка сигарет, увесистый цилиндр скатанных денег. Вскрываю. Доллары США.
Разочарованно рассыпаю на снегу. Ветер не желает их подхватывать, только шевелит.
Что теперь делать? Отвинчиваю крышку фляги, нюхаю, пахнет коньяком. Набиваю доверху снегом, кидаю во внутренний карман. Растает, выпью. Стаскиваю с покойника просторную дубленку, прикрываю спину. Усаживаюсь верхом на квадрик.
Есть ещё один мааааленький нюанс. Деталька. Пазлина. Называется — бензин.
День пятьдесят второй. Начинается рассвет.
Посреди очередного поля двигатель глохнет. Я ждал этого неприятного момента. Как только останавливаюсь, чувствую сковывающий мороз. Глаза болят, хотя слезы не идут. Обезвоживание. Фляга пуста. Зачерпнул трясущимися руками снега, положил в рот, попробовал пожевать.
Огляделся. Просто снежное поле. Высится раскидистое дерево неопределенной породы. Похоже на дуб имени Андрея Болконского.