– При каких обстоятельствах вы познакомились?
– На вечеринке, которую я давал. Она... в ту минуту, когда я ее увидел... – Он посмотрел на свои руки. Пальцы его были длинные и тонкие, ногти чистые, как у хирурга. – Она была... очень красива. Она привлекла меня с первого взгляда.
– И вы стали встречаться...
– Да...
– В июле.
– Да. Она только что получила роль в «Жирной заднице».
– Но вместе вы не жили, – спросил Мейер. – Или жили?
– Неофициально. То есть мы не жили в одной квартире, – сказал Мур. – Но мы встречались практически каждый вечер. Мне кажется... – Он покачал головой. Детективы ждали. – Мне кажется, что если бы я был с ней вчеравечером... – Он снова покачал головой. – Обыкновенно я встречал ее после спектакля. А вчера... – Он снова покачал головой. Детективы ждали. Он молчал.
– Вчера вечером... – подсказал Карелла.
– Глупо подчас складывается жизнь, – сказал Мур. – Я получал отметки все хуже и хуже. Слишком много вечеринок. И тогда на Новый год я принял решение, что хотя бы один вечер в выходные буду посвящать занятиям. В пятницу, субботу или в воскресенье. На этой неделе это была пятница.
– Вы хотите сказать...
– Я хочу сказать... Послушайте, я не знаю, кто убийца. Но, по-моему, это был какой-то сумасшедший, который столкнулся с ней случайно. Наткнулся на нее и убил, верно? Случайная жертва.
– Не исключено, – сказал Карелла.
– Итак, я хочу сказать: если бы это произошло на прошлой неделе, я бы встретил ее в пятницу вечером. Потому что на прошлой неделе я занимался дома воскресным вечером. Я помню, что она звала меня пойти с ней на вечеринку в воскресенье, а я сказал: «Нет, мне надо заниматься». Или, если взять неделю ранее, тогда я выбрал для занятий субботу. Короче говоря, почему на этой неделе выпало именно на пятницу? Ведь я мог бы встретить ее вчера у театра и тогда бы ничего не случилось?
– Мистер Мур, – сказал Мейер, – в том случае, если это не был псих...
– Скорее всего это был псих. – Мур пристукнул кулаком по колену.
– Ну хорошо, – вздохнул Мейер и взглянул на Кареллу, желая, чтобы тот сделал ему знак, следует ли рассказывать об убийстве Пако Лопеса. Но на лице Кареллы прочесть ничего было нельзя. Это означало, что рассказывать не надо. – Но мы должны изучить любую возможность. Поэтому вам может показаться, что наши вопросы не относятся к делу. Приходится тем не менее задавать их.
– Понимаю, – сказал Мур.
– Как человек, самый близкий к мисс Андерсон...
– Ну, знаете, мать ее жива, – сказал Мур.
– Она живет в нашем городе?
– Нет, в Сан-Франциско.
– У мисс Андерсон были братья или сестры?
– Нет.
– Тогда в основном...
– Да, я полагаю, вы справедливо назвали меня самым близким...
– Вы, вероятно, говорили друг с другом о чем-то откровенно?
– Да.
– Она никогда не рассказывала вам об угрозах по телефону или в письмах?
– Нет.
– Не говорила, что кто-то следит за ней?
– Нет.
– Не говорила, что кто-то прячется в здании?
– Нет.
– Она не должна была деньги кому-нибудь?
– Нет.
– А ей никто не должен был деньги?
– Не знаю.
– Она имела отношение к наркотикам?
– Нет.
– Имела отношение к любой другой противозаконной деятельности?
– Нет.
– Она не получала подарков от незнакомых людей в последнее время? – спросил Карелла.
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– В театре, – сказал Карелла. – Цветы... сладости? От неизвестных почитателей?
– Она никогда не упоминала об этом.
– С ней никогда не случалось ничего у двери, которая ведет на сцену?
– А что там могло случаться?
– Не поджидал ли ее там кто-нибудь, не пытался ли заговорить, прикоснуться...
– Вы имеете в виду охотников за автографами?
– Ну, любого, кто может стать слишком агрессивным.
– Нет.
– Или кого она отвергла...
– Нет.
– Ничего такого, что вы видели или о чем она позднее рассказывала вам?
– Ничего.
– Мистер Мур, – сказал Карелла, – мы просмотрели ежедневник мисс Андерсон и распечатали ее распорядок на все дни этого месяца. Мы только что получили ее телефонную или адресную записную книжку из Мидтаун-Ист и собираемся сверить ее с фамилиями в календаре. Но вы нам очень поможете, если определите...
– С удовольствием, – согласился Мур.
Карелла открыл верхний ящик стола и вынул несколько фотокопий машинописных страниц, на которые Мисколо перепечатал записи в календаре. Одну копию он дал Муру, другую – Мейеру.
Понедельник, 1 февраля. 10.00. Танцы. 12.00. Ленч, Херби. ...Дженелли.
16.00. Каплан. 18.00. Бакалея. 19.30. Театр.
– Каплан – ее психиатр, – сказал Мур. – Он ходила к нему каждый понедельник, четверг и пятницу в 16 часов.
– А какое имя носит психиатр?
– По-моему, Морис.
– Не знаете, где его приемная?
– Знаю, на улице Джефферсон. Я однажды встретил ее там.
– А кто этот Херби, с которым у нее был назначен ленч?
– Херб Готлиб, ее агент.
– А где его офис?
– Где-то в Мидтауне. Неподалеку от театра.
Вторник, 2 февраля. 10.00. Танцы. 14.00. Прослушивание. ...Театр «Звездный».
16.30. Позвонить Матушке М. 19.30. Театр.
– Это когда она должна быть в театре, – сказал Мур. – Занавес поднимают в восемь каждый вечер, а в два – дневные спектакли. Полчаса – это тринадцать тридцать для дневных и девятнадцать тридцать для вечерних спектаклей. Это означает, что труппа прибывает в театр за полчаса до поднятия занавеса.
– А что означает это прослушивание в два часа? – спросил Карелла. – Они занимаются прослушиванием для других ролей, когда уже работают в популярном шоу?
– Конечно, постоянно, – сказал Мур.
– Здесь запланировано два звонка в неделю Матушке М., – сказал Мейер. – Это ее мать в Сан-Франциско?
– Нет, – ответил Мур. – Это моя мать. В Майами.
– Она звонила вашей матери дважды в неделю?