Когда он вынимал флаконы с одеколоном и другие туалетные принадлежности из шкафчика в ванной комнате, он снова вспомнил эту небольшую сцену с детективами-умниками из 87-го участка. Четверо детективов играли с ним в кошки-мышки, и при этом каждый знал, что у них нет никаких шансов пришить ему три убийства. Разве что он упадет перед ними на колени и сознается сам. У него был соблазн забыть про побег, попробовать предстать перед присяжными. Они бы поверили в его самооборону, и он бы отсидел коротенький срок, может быть, года два в тюрьме за наркотики. Но он полагал, что не бывает коротенькихтюремных сроков. Любойсрок в тюрьме был очень долгимсроком. Лучше поступить следующим образом. Выйти под залог, выбраться из страны, использовать бриллианты... Но, увы, сколько трудов коту под хвост! Два года учебы на медицинском факультете, и напрасно! Ах, что бы сказал отец, если бы был жив?.. Ну, папа, подумал он, я увидел некий шанс и попытался им воспользоваться. И все бы могло получиться. И деньги бы у меня были, и диплом врача... Я все продумал, никому бы это не повредило, если бы только...
Если бы только не барышня, которой я доверился.
Салли.
Неужели я написал бы ей письмо, если бы сомневался?
Думал, что могу доверять ей. Она сказала, что не надо продавать весь порошок сразу, и мы можем... Но кто тогда вообще хоть что-нибудь знал про кокаин? Я был ребенком, заблудившимся в лесу Майами, а Портолес взял меня за руку и повел за собой. Я сделаю тебя богатым, дружище, за то, что ты спас моего сына. Опробовал за меня порошок. В ту пору я даже это не умел. Я заплатил пятьдесят тысяч за килограмм, даже не спросил, настоящийли он. Роданистый кобальт. Синяя реакция. Что он тогда сказал? Чем ярче синий цвет, тем лучше девица. Называл так кокаин. Девицей. Чище не найдешь, говорил он. Теперь все твое. Да, порошок стал моим. И Салли им владела тоже отчасти. Она сказала, что надо отложить пару килограммов, продавать их по унциям. Она знала кого-то, кто мог бы заинтересоваться им. Кто перепродавал бы его клиентам. Она знала про кокаин столько, сколько мне никогда не узнать. Она сказала, что открыла кокаин еще до того, как он вошел в моду. Еще тогда, когда училась танцевать в Лондоне: они нюхали сладкую пудру вместе с ее дружком, который играл на гобое. А потом она нюхала порошок с другим хахалем и занималась с ним любовью, с этим сморчком, но разве я догадывался тогда об этом? Я ей доверял. Есть одно в жизни, чему доверять нельзя: это женщина в постели. Раздвинь ей ноги, и тайны вылетают из нее как бабочки. Рассказала все этому сморчку. Рассказала про наш тайничок, про два килограмма кокаина, которые мы доили. Про нашу страховку, как она их называла. Ясное дело.
Он застегнул сумку с туалетными принадлежностями и отнес к открытому саквояжу в спальне. Он стоял и глядел в саквояж, словно пытался вспомнить, не позабыл ли о чем-нибудь. О пистолете? Забавно, как привыкаешь иметь под рукой пистолет, пользоваться им. Теперь он принадлежит полиции, к нему прикрепят ярлычок, как к улике. Но пользы от него будет немного, когда они узнают, что он сложил свои пожитки, двадцать пять каратов алмазов, чтобы обратить их в наличные в любом конце света. И все-таки...
И все-таки, если бы она не проболталась ему, если бы он не явился ко мне, этот гадкий пуэрториканец, не потребовал бы куска побольше, не угрожал бы пойти в полицию, если я не отрежу ему от пирога, от этих двух килограммов, маленький жадный гаденыш!.. Отдать то, из-за чего я стольким рисковал?! Он сказал, что знает, что у меня в квартире где-то спрятаны алмазы. Он сказал, что хочет получить часть из них тоже, а не то отправится в полицию. Он сказал, что у него есть доказательство. Он сказал, что знает, как раздобыть доказательства. Письмо, конечно, она сохранила письмо. А я ей доверял. Что же мне оставалось? Отправляться в тюрьму из-за того, что Салли проболталась не тому любовнику?.. Салли в порыве страсти... О Господи, как она была хороша в постели! Ах, эти танцовщицы!
Я купил пистолет через два дня после его милого визита. Встретился с человеком, которому продал шесть килограммов, сказал ему, что мне нужен пистолет. Нет ничего проще, сказал он. Двести долларов. Я ни разу до этого не стрелял. Даже в руке не держал оружие. Хотел стать хирургом. У меня хорошие руки, не дрожат. Я знал, где живет этот мерзавец. Она ходила к нему каждое воскресенье. Я не знал, что делишкиу них были заодно и в постели. Подкараулил его у дома, пристрелил. Запросто. Убил сморчка.
Ну, в общем, начинаешь дальше думать, как защититьвсе это. Не кокаин, не алмазы, но все вместе. Будущее.Я хотел стать врачом, папа. Я не просто прогуливался по жизни, я трудился, чтобы стать врачом, как ты хотел, папа! Я хотел стать доктором Тимоти Муром. И это надо было защитить...Понимаешь? А раз она проговорилась Лопесу, значит, ей больше доверять было нельзя. Разве не так? Много ли времени пройдет, прежде чем она догадается, что это я убил ее жадного «латиноса»? Так ли уж долго ждать, прежде чем она сама соберется в полицию? Нет, у меня не было выбора... Ах, радиоприемник! – вспомнил он. Вот что я не положил: радиоприемник.
Он пошел в гостиную – приемник стоял рядом с телефоном. Он взял приемник и любовно подержал его на ладони. Так просто... – подумал он. И через миллион лет никто не сумеет нащупать связь между убийством мелкого торговца кокаином... Ну, Салли, конечно, рано или поздно поняла бы. И именно поэтому мне пришлось поступить с ней так же. Понимаешь, папа? С ее помощью они бы сумели установить связь. С ее помощью они бы стали задавать мне вопросы... Ну, они и так задавали мне вопросы... Поэтому мне необходимо было обезопасить себя. Вот тут пришел на помощь радиоприемник. Мне нужно было, чтобы кто-нибудь мог сказать, что я говорил с ним по телефону и он слышал, как работает радио... Ах, старина Карл, ты когда-нибудь станешь хорошим врачом. Я снял трубку перед уходом из дома, позвонил ему из телефонной кабины, при этом со мной был работающий радиоприемник. Дважды звонил ему перед тем, как убить ее. Я ждал ее возвращения, позднего, как обычно. Снова позвонил ему после того, как убил ее, когда пришел домой, и то и дело звонил ему, и приемник все время работал. Ах, дружище Карл!