— Да, это — вы, — произнес Ходж. Скалли предъявила служебное удостоверение. То же самое сделал Призрак — поднял удостоверение на уровень глаз Ходжа, ухмыльнулся и произнес:
— А это — я.
«Вроде разобрались, — подумала Скалли, — но что будет дальше? Хорошенькое начало для сотрудничества! Грустно, джентльмены».
— Спасибо, — поблагодарил всех Ходж, — большое спасибо.
«Абсолютно не за что», — ядовито прошипела про себя Дэйна, но ничего не сказала, лишь красноречиво посмотрела на Молдера. Тот и бровью не повел.
— Ну, — подытожил Ходж, — теперь мы знаем, кто мы такие. Никто не хочет угадать — зачем мы туда летим?
Скалли обвела ученых взглядом исподлобья и ничего не сказала. Молдер с непринужденным интересом рассматривал невольных партнеров. Все молчали. Немного помявшись, заговорил Мэрфи:
— Два федеральных агента, геолог, врач, токсиколог. Вам ничего это не напоминает?
— Я полагаю, все посмотрели пленку? — спросила Скалли.
Ученые красноречиво переглянулись.
— Что-то не так? — спросил Молдер, внимательно вглядываясь в лица спутников.
— Ребята, вы же федералы, — несколько насмешливо произнесла Да Сильва, — вы должны знать больше нас.
Молдер хотел что-то ответить, но в ангар въехал маленький джип. Все повернулись в сторону водителя, выпрыгнувшего из машины и направившегося к ним.
Аэропорт Дулиттл
Ном, Аляска
14ноября 1993
Милли вчера была свежа и покладиста, но я как-то быстро убрался и в полной мере оценить этого не смог, толкового оттяга не получилось. И вообще, в последние дни все шло наперекосяк. Позавчера чуть не гробанулся Пайке — садился при ограниченной видимости почти поперек полосы и едва не влепился в заправщик. А вчера у меня в воздухе лопнул маслопровод. Слава богу, что такая птичка, как «Сессна», умеет планировать. Вот я и планировал куда-то к чертовой матери. К счастью, буран уже утих, и удалось найти площадочку поровнее. Починился на скорую руку — и до дома, хрен с ним, с грузом, героем я быть не хочу. С того-то и назюзился по вечеру.
Милли, 5 конечно, в расстроенных чувствах, но что делать — это вам не Калифорния, а Арктика, и здесь хреновы природные условия творят с техникой, что хотят. Да и с людьми, ею управляющими, тоже.
Утречком я встал с тяжелой головой, но холодный душ меня более или менее реанимировал. Дополз я на своем джипчике до аэропорта, вижу — раздрай на летном поле, народ бегает, хипеж стоит до небес. А на полосе — обломки «Провайдера», крылья в кучу, фюзеляж пополам. И дымок курится. Мать-перемать, дождались варягов. Торможу рядом со стоящим столбом посередь летного поля бедолагой Пайксом.
— Кто? — спрашиваю.
Пайке вздрогнул, глянул на меня ошалелыми глазами, сунул в зубы сигару, закурил и только потом произнес хоть что-то членораздельное.
— А, это ты, Медведь. Нам-то с тобой повезло. А вот Хендриксену с Йорком — не очень.
Медведь — это я. Все меня так зовут. Даже начальство, кажется, не помнит моего настоящего имени. Да что начальство — сам-то я помню?
— Что отчебучилось — то?
— При посадке стойка шасси подломилась, понесло юзом на брюхе, развернуло и крылом — об заправщика. А в баках горючки еще полно было. Ну и рвануло все к гребешкам.
— Мать-перемать! — сказал я. — Сколько же можно! Если эти придурки из аэродромных служб будут и дальше чесать задницу, а не работать, то мы здесь все перегробимся к распроэдакой теще.
— Слушай, Медведь, а может, сегодня отрихтуем пару-тройку этих козлов? — оживился Пайке, глаза его чуть заблестели.
— Это можно, — ответил я, — а толку-то? Ладно, отрихтуем, какой базар.
— Кстати, Медведь, тебя Чиф Питере искал.
— С каких это? У меня сегодня плановый полет в Тэйлер.
— Все ломается, Медведь.
— Это точно, — кивнул я в сторону обломков «Провайдера» и полез в машину.
Вырулив к вышке, я тормознул и выпрыгнул из джипа. Сегодня распогодилось, но все равно для начала ноября было холодновато. Если лететь сегодня куда-нибудь к чертовой матери, то пускай бог или черт — или кто там благоволит полярным пилотам? — пошлет хорошую погоду, без бурана, тумана и прочего дерьма.
Чиф Питере, мужик габаритов необъятных — что в высоту, что в ширину, — встретил меня взглядом недобрым. Впрочем, при его мохнатых бровях и взгляде исподлобья это дело нехитрое и вполне обычное.
— Ну что, орел полярный, нет желания прошвырнуться в романтическое путешествие?
«Ага, — думаю, — у тебя все путешествия романтические. Только романтика какая-то однобокая — то обледенение, то буран, то еще какая-нибудь дерьмовочка».
— Да уж, — говорю, — дождешься от вас путешествия на Гавайи или куда-нибудь на Таити с белокурыми красотками. Говорите уж сразу — какую очередную гадость вы мне припасли?
Питерс громоподобно хмыкнул, одернул свитер, туго обтягивающий его бочкообразную грудь, и пригладил ладонью смоляно-черную копну волос.
— Полетишь на мыс Ледяной, станция «Ледовая кора». Слыхал про такую?
Слыхал, ох слыхал! Но лучше бы не слышать. Парни, что возили этих крезанутых ученых на их долбанную станцию, рассказывали черт — те что. Я, конечно, не слишком доверяю всем байкам, ибо сам люблю под кружечку-другую выдать нехилую историю-другую. Но рассказывали, что бурят там что-то. И не нефть ищут, а хрен его знает что.
У меня вообще к бурению отношение паршивое. Дедуля мой, покойничек, рассказывал, что его папашка бурил в свое время в Техасе, нефть искал, еще до второй мировой. С тех пор и перебивается семейство с хлеба на чай — угрохал прадедушка все капиталы в это бурение, ни черта не нашел, да и у самого от расстройства чувств крыша съехала. А головастых что-то больше не рождалось, и капитал склепать не удалось никому. Я вот только смог кое-что сколотить, купил самолет, часть акций в мелкой авиакомпании. Да все равно — разве ж это деньги? С тех пор, как дедулины рассказики послушал, очень погано отношусь я к людям, что бурением заняты, и стараюсь от них подальше держаться. Не мое это дело.
А тут еще радиосвязь прервалась с этой станцией. Слухи вообще дурные пошли. И людоедство предполагали, и взрыв газа в найденном месторождении — хотя, кроме месторождения дерьма каких-нибудь вымерших мамонтов или еще черт знает кого, вряд ли там что найдешь, — и массовый психоз с не менее массовым самоубийством. Короче, все вспомнили, что могли придумать. Лажа это, конечно, но мне все эти бурения черт знает где и черт знает зачем тоже не нравились. Плевать, само собой, я версий не выдвигал и от разговоров на эту тему старался уклоняться, но ситуация — дерьмовая.
А тут — на тебе! Чиф Питере направляет меня в это самое богом проклятое место. И ведь придется лететь, никуда не денешься, Хендриксен гробанулся, Пайке выходной и кирной, остальные в разгоне с вечера. А мою птичку наладили, я свободен. Значит, мне и лететь. Полное дерьмо!
Но я все-таки рыпнулся:
— Чиф, а может, не стоит сегодня вообще вылетать? Прогноз дурной, да и у меня какое-то предчувствие нехорошее.
Питере тяжело на меня глянул и гулко хмыкнул. В предчувствия пилотов он верил — сам пилот, — но на попятную не пошел. Видать, сильно на него даванули.
— Повезешь фэбээровцев и каких-то высоколобых, — как будто ничего не слышал, продолжил он.
«Ничего себе, — подумал я, — еще и ФБР! Значит, фигня там капитальная, на мысе Ледяной».
— А феды — то хрен ли там будут делать? — спрашиваю.
— А это не твое дело. Тебе только нужно их привезти и увезти. Если зависнут, то улетаешь, как только они там устаканятся. Остальное — их дело.
«Ну-ну, — думаю, — вот так дела. Может, ребята, что говорили о людоедстве или массовом самоубийстве, вовсе не так уж неправы».
Только я рот хотел открыть, как Чиф рявкнул так, что стекла задребезжали:
— А ну, вали отсюда в шестой ангар! Люди тебя уже давно дожидаются!
После такого рыка ничего не оставалось делать, только поспешно ретироваться. Вот я и попылил к шестому ангару. Да тут по дороге движок джипа зачихал и начал глохнуть. Короче, день начался отменно. Видать, кончится он еще лучше.