— …оно наше общее, будет правильнее, если мы оба…
— …тебе холоднее, сир Джейме, и я…
— …тогда я буду спать без одеяла, женщина…
— …тогда мы оба будем без одеяла!
Но ближе к полудню, когда Бронн заглянул к ним, навоевавшиеся вдоволь голубки уже спали в обнимку, одетые, под злосчастным одеялом. На лице Ланнистера блуждала счастливая улыбка, леди Тарт спала, уткнувшись в его подбородок носом и вцепившись в Джейме обеими руками. Дружный храп и сопение заставили Бронна улыбнуться и устыдиться своего умиления.
Теперь же, направляясь спустя целую вечность на юг вместе с Арьей Старк и ночуя не в захудалых вчерашних стойлах, а в нормальных постоялых дворах, он поймал себя на том, что умиляется беспрерывно.
Умиляется девушке, предпочитающей компанию своей волчицы и сон на полу, даже имея возможность спать на кровати. Умиляется ее странной манере то говорить загадками, упоминая Многоликого, Браавос, каких-то меняющих лица убийц, то выдавать пошлые шуточки и словечки, явно позаимствованные за время путешествий со всякими типами вроде Пса. В пекло палёного придурка.
Бронн нежно восхищается даже ее привычкой держать во время сна Иглу — и это при том, что она не запирала дверь.
Поймав на себе насмешливый взгляд Нимерии в один из приступов подобного умиления, Бронн с неприятным чувством собственной ничтожности осознал, что сам превратился в кого-то вроде влюбленного идиота Ланнистера.
— Ну и что? — разозлился он, ворчливо обращаясь к волчице, — что с того? Она милая. Да, она милая сочная девица, а я мужик. Это для тебя новость, меховой коврик?
Нимерия вильнула хвостом и оскалилась, давая понять, что оценила не самую блестящую шутку.
— Я, кстати, видел твоего приятеля, девочка. Да-да, того самого, с черной шеей, — Бронн прищурился, — уверен, он ошивается где-нибудь поблизости. Может быть, прямо сейчас таскает для тебя ёбанных цыплят у хозяина.
Нимерия взволнованно села, тихо издав вопросительное поскуливание. Бронну показалось, прозвучал вопрос: «Ты никому не расскажешь?».
— Я всегда на стороне любви, детка. Так что твой волчара может спокойно продолжать потрахивать тебя за сеновалами…
— Что? — а это была Арья. Бронн и Нимерия замерли, застигнутые за обсуждением преступления.
«Как много она успела услышать?», мелькнула у Бронна мысль. Впрочем, мысль была унесена прочь ураганом чувств, эмоций и желаний: Арья, проснувшаяся, представляла собой зрелище не просто милое. Она была сама страсть в чистом виде, без примесей.
— Ты видел ее с лютоволком? — настойчиво повторила Арья. Бронн прикусил губу, поскреб бороду.
— Я бы позвал тебя посмотреть, миледи, но зрелище считается неподобающим для юных дев.
— Срать на приличия, они долго там были? Вот так, да? — Арья изобразила позу при помощи пальцев. Бронн медленно выдохнул через рот. На этот раз потребовалось значительно более умелое самовнушение, чтобы предотвратить катастрофу.
«Джон Сноу, или Старк, или Таргариен, хер поймет, кто он там есть, и — меч в его руках над моей злосчастной головой. Тормунд Великанья Смерть — забьет меня насмерть. Какой-нибудь гребанный Безликий удавит или отравит. Да срань Семерых, Джендри, мать его распутницу, Баратеон, и его пудовые кулачища! Я — не буду — с ней — спать».
— Это имеет значение, миледи? Минут десять точно.
— У нас будут волчатки! — взвизгнула Арья, принимаясь обнимать смущенную Нимерию, целовать ее в морду, а Бронн, с кружащейся головой и членом, готовым прорвать штаны, отполз на пару шагов в сторону.
Да, ему следовало думать о том, что их ждет впереди — особенно, когда от встретившихся беженцев они услышали о восседающей в гордом одиночестве на Железном Троне Сансе Старк.
А вместо этого он мог только вздыхать, вспоминая свое давнишнее путешествие на Север, к Стене, в компании долбанного Ланнистера.
Как выяснялось, существовали спутники куда как более опасные, даже если с виду и не казались таковыми. И Арья Старк была именно из таких.
*
…Зимой — тогда, проснувшись с утра после победы — Джейме долго размышлял, глядя на Верный Клятве и Вдовий Плач, что лежали рядышком, наполовину заваленные всевозможным хламом. И мысли его текли в нескольких не связанных направлениях сразу.
Первое из них относилось к Бриенне Тарт, что сопела, не шевелясь, в его крепких объятиях, и ее сладкие губы шевелились во сне, складываясь в невнятные слова, сонное бормотание, редко несущее какой-либо смысл. Иногда проскальзывало его имя, и тогда Джейме улыбался и целовал ее — руку, плечо, волосы, что угодно, к чему его губы оказывались близки.
Зная, что она не проснется. Было ли это трусостью? Бесчестьем?
Второй, о ком Джейме думал, был сир Артур Дейн. Ему хотелось бы посмотреть на то, что сказал бы великий рыцарь, узрев Зимнее Братство. Он с трудом мог представить себе его реакцию, и именно это заставляло его все интенсивнее рассуждать о вероятных словах сира Артура.
Третьим объектом его размышлений был Брандон Старк. Бран появился накануне — по крайней мере, так сказал Джон Сноу, так говорила Лианна Мормонт, и были одичалые, видевшие юношу, который сам не мог ходить. Юношу, которого мальчиком из окна вытолкнул Джейме Ланнистер.
В те дивные времена, когда у него еще была правая рука, дети и любимая сестра-любовница. О которой, кстати, он отчего-то совершенно не думал в это чудесное утро.
Удивительно то, что Серсея была той, о ком Джейме подумал, когда лежал на земле рядом с телом Селвина Тарта. Вновь глядя на Верный Клятве и Вдовий Плач — вместе, под кучей хлама, нападавшего с мертвых друзей и врагов. «Ну же, приходи, сестра, — подумал он, закрывая глаза и готовясь испустить последний вздох, — приходи и уводи меня отсюда, как обещала. Мое время пришло? Скажи мне, Серсея». Золотые искры в глазах становились жарче, плавили реальность.
Но Серсеи не было.
Была роща — вязы, дубы, липы, чахлые елочки, были кусты, колючки, какие-то ямы, истоптанные травянистые полянки, были вопящие дотракийцы без лошадей, были знамена, втоптанные в грязь.
Было численное превосходство на стороне Мормонта, или кто там их вел — Тарты не прогнулись, не дрогнули, но на каждого приходилось по пятеро врагов, и Джейме отчаялся сосчитать, сколько раз его вмяло ответным ударом в очередной ствол очередного дерева, сколько раз он споткнулся, упал, поднялся и снова встал в стойку, готовясь отразить удар.
Верный Клятве в руке. Вдовий Плач на бедре — до той минуты, когда ремень лопается, встречая удар сбоку, и Джейме падает, в последнее мгновение отбивая натиск черноволосого паренька, решившего быть героем.
Львы никогда не стремились быть героями. И на этот раз тоже. Он не был бы им. Если бы не Верный Клятве, не мысль о мести, не эта женщина, за которую нужно отомстить, не ее отец, в нескольких шагах все еще сражающийся, как будто прямиком явившийся из книги о чудесах, рыцарях и прекрасных дамах.
И умирал Селвин Тарт не как умирают простые солдаты — корчась в грязи, ругаясь и проклиная все и всех вокруг.
Нет, он даже умирал не так, как другие. Он ложился на землю медленно, с достоинством, не позволяя некрасивому или недостойному слову или звуку сорваться с языка.