Джейме даже подпел ей в конце. Такие минуты запоминаются. Как и тишина вокруг, говорящая о том, что Джейме не один затаил дыхание, слушая трогательную песню о потерянной безответной любви.
Этого не испортил даже сир Черноводный, без чьих комментариев не могло обойтись:
— Подрик — дело дошло до менестрелей. Смотри, мальчик, я говорил тебе, что случается, когда думаешь не той головой. Дальше хуже. Леди пора учиться вышивать львят на носовых платках. Если я не погуляю на свадьбе, мой призрак никогда не прекратит преследовать маленьких Ланнистеров…
— Пошел ты, Бронн! — выкрикнул Джейме с Бриенной одновременно; но Бриенна, поющая над ним в кромешном мраке, вплавилась в каждый волосок, в каждый дюйм кожи, этого нельзя было забыть.
Никогда.
Джейме припомнил последний раз, когда держал Бриенну в объятиях накануне их расставания. Это была широкая лавка, между досками которой западал старый, в пыль рассыпающийся матрас, из щелей дуло, изморось оседала на всех металлических предметах. Бриенна дрожала всем телом, пока он не пробрался к ней под меха и не прижался к ней, тело к телу, вдыхая ее запах — конюшня, кожа, металл, зерно, сосновая смола, теплое молоко и листья малины, которыми пропахли все костры и те, кто у них сидели. Ее собственный запах был выраженный, острый, с легкой горчинкой.
Джейме провел рукой по ее боку, как будто бы растирая ее, чтобы согреть. Было так трудно не запустить руку ниже, в ее штаны, не попробовать узнать, какова она там, как пахнет, как звучит, если дотронуться между бедер. Было трудно не прикасаться к ней так, как, он знал, не прикасался никто и никогда.
Я потерял себя и нашел заново, чтобы прикасаться к ней так, вспоминал Джейме. Начиная с потери руки и прыжка в медвежью яму, расставания с Серсеей, и до отправления на Север — все это было из-за нее. Тем утром он мог это признать. И не собирался поворачивать назад. Не оставил себе путей отступления.
Сердце стучало в горле, кровь билась ритмами весны, Джейме хотел ее — и знал, что стоит так близко, как никогда прежде, и что он на этой тропе первый. Ночью, ворочаясь, она давала его телу свое тепло, свой жар, и бывали ночи — и эта стала счастливейшей из таких — когда он вжимал бедро между ее ног, и так они лицом к лицу спали до утра, задыхаясь в снах друг о друге.
Утро бросило рассеянный солнечный луч через затянутое окошко в их тихий приют, и Джейме, не в силах оторваться от спящей женщины, боролся с тремя потребностями: опорожнить мочевой пузырь, попить воды и — немедленно, немедленно что-то сделать со стояком, который лишал всякой возможности здраво мыслить и требовал взять ее.
Сейчас. Сонную. Мягкую после сна. Еще не надевшую всей своей брони и не закрывшейся за стенами неприступности своего прославленного воинственного девичества.
— Женщина, — прошептал он, невесомо касаясь губами ее плеча, на котором проснулся, — я хочу тебя. Я так блядски невозможно хочу тебя.
Она вздохнула, сопя носом. Ритм ее дыхания под его рукой — где размеренно вздымался ее плоский, мускулистый живот — подсказал, что скоро она проснется. Это было лучшее время, чтобы признаться ей и надеяться на взаимность желания.
Это было худшее время для того, чтобы дверь в их каморку распахнулась, и на пороге появился сияющий, хоть и очевидно слегка похмельный Бронн Черноводный. Бриенна подскочила на месте, столкнувшись с Джейме и опрокинув его всей силой своего неотвратимого рывка к стене.
— Ауч. Это было… неожиданно, — потирая висок, проворчал он, поднимаясь из-под одеяла. Бронн с намеком облизал губу, цокнул языком.
— Сладкая парочка собралась дрыхнуть до полудня?
Слепо щурясь и моргая, женщина одной рукой держалась за руку Джейме, другую протянула к Верному Клятве, что стоял в изголовье.
— Бронн, свали. Только рассвело. Дверь, кстати, была заперта.
Бронн хмыкнул, оглядывая жалкую щеколду, сорванную одним его пинком.
— Ты бы подпирал чем-то покрепче ворота своего любовного гнездышка, Ланнистер. Или поставь стражу. Подрик ваш, кстати, терся всю ночь с одичалыми тётками у костров. Не удивлюсь, если его уже украли и вернут только за выкуп.
— Мы еще приплатим, чтоб не вернули, — зевнул Джейме.
— Мы? — свирепо уставилась Бриенна на него, и зевок застрял смешком у него в горле. Бронн закатил глаза, прижал руки к груди:
— Голубки! Мое сердце тает, сейчас здесь будет лужа. Дам вам еще пять минут на подъём.
— Что так рано-то?
— Если не хотите топнуть в трясине после трех тысяч дикарей и их кибиток, советую поторопиться. И это, Джейме… кхм… держи себя в руках. В руке. Ну ты понял.
Дверь так и осталась болтаться, когда Бронн поспешно убрался из-под летящего по немного кривой траектории сапога.
Бронн с успехом приударил за какой-то одичалой девахой с гигантской грудью и трубил налево и направо, что готов сношаться с ней сутками. Наличие выводка в пять или шесть дикарят межевого рыцаря не сильно смущало. По крайней мере, хоть кто-то из их компании успешно решил проблему утренней эрекции.
Бриенна, уже было принявшись одеваться, вдруг застыла, не вытаскивая ноги из-под одеяла, потом упала назад и сладко потянулась. Уронила руки поверх мехов. Она всегда спала с края. Если Джейме поворачивался к ней спиной, она устраивала свою голову ему в ямке между плечом и шеей, обхватывая его своими длинными руками и закидывая ноги, словно защищая.
Пять минут ничего не решат, подумал Джейме, и воспользовался ее ненавязчивым приглашением поваляться еще под мехами. Не сговариваясь, они повернулись лицами друг к другу. Дистанция была меньше, чем накануне.
Осталось совсем немного, знал Джейме. Неделя. Может, полторы. Полторы недели, и граница сотрется, стены падут.
— Весна, — сказала женщина.
— Весна, — согласился Джейме.
— Хорошо.
— Очень.
— Но я буду… немного скучать по этой Зиме.
Ее глаза, огромные, голубые, сияющие, полные утреннего солнца и тепла, говорили с ним. Сказали, что она будет скучать по их меховым одеялам, пахнущим мокрой псиной. По своей собольей шапке. По его неухоженной бороде, щекочущей шею. По тому, как они были открыты друг перед другом на Стене, когда смерть шла на них — и отступила, обошла их стороной, оставив их жить.
— Наша Зима всегда с нами, женщина.
Найти пальцами ее щеку, уголок ее глаза, висок — «она позволяет, идиот, действуй, Бриенна позволяет так прикасаться к себе, смерть не стоит над нами, смерти нет, она позволяет», — пело все тело, и Джейме потянулся к ней, желая поцеловать ее немедленно, забывая про все…
…и самое главное, про Бронна.
— Нет, ну вы посмотрите на них. Где трубадуры? Это надо воспеть в гребанных балладах. Вы намерены оставаться там до следующей Зимы?
Сапог Бриенны в цель все-таки попал.
— Я его ненавижу, — сообщил Джейме, все-таки выпутываясь из затягивающего тепла постели.
Ее голубые глаза, ее дыхание, пар, вырывавшийся у нее изо рта маленькими клочковатыми облачками, короткое прикосновение к его правой руке ниже локтя — лишь легкий призрачный намек, ласка, на которую она отважилась, мольба о большем…