Но у нее были. У нее в самом деле были двенадцать месяцев Зимы и недели счастья теперь. Были его прикосновения. Были взгляды. Были объятия на Стене, когда он перед лицом смерти шутил с ней и обнимал ее. Были одичалые, которым он сказал о ней «моя женщина». И была прошлая ночь. Что она не так поняла из того, что было?
— Мы вместе прошли очень многое, сир Джейме, — собралась с последними силами Бриенна, — невозможно посчитать, сколько раз кто и кому спасал жизнь. Вы сделали бы то же для меня. Я знаю.
— Да, потому что мне нечего терять! Я — человек без чести, мое слово ничего не стоит, и последние годы я — мертвец. Меня приговаривали к смерти чаще, чем ты произносила какую-нибудь дурацкую клятву, — повысил голос Джейме, рывком поднимая ее с земли и заставляя смотреть себе в глаза, — а ты просрала за мое имя место рыцаря у Королевы. Это была твоя долбанная мечта, Бриенна. Ты отказалась присягнуть ей. Поставила себя вне закона. Ты ничего не получила взамен. И не получишь. Мне нечем тебе отплатить, потому что, если бы я был там, и мне дали бы выбор — я не позволил бы тебе сделать этого.
— Вы забыли, что есть вещи, которые нельзя купить и за которые не ждут оплаты, сир Джейме, — холодно произнесла Тартская Дева.
Внезапно она оказалась в кольце его рук, притиснутая к его телу, но тепла в его объятиях не было. Только властность, желание причинить боль. Кривящиеся в ухмылке губы напомнили ей о лице Серсеи, застывшее надменное выражение лица не выдавало ни единого знакомого чувства; ни смешинки, ни дружелюбия. Только злость и насмешка.
— Я? Забыл? Я помню все, — без малейшей примеси смеха и шутки, но с угрозой заговорил Джейме, глядя ей в глаза и не давая ей отвернуться, поглаживая мозолистыми пальцами ее затылок, — помню ясно, четко, знаю абсолютно точно, что происходило и в какой последовательности. Ты смотрела на меня такими же глазами, Бриенна. Удивленная, испуганная, юная девочка в моих доспехах.
Она сглотнула, моля всех богов дать силы сбросить его руку и вырваться из плена его зеленого взгляда, но победить его слова было невозможно.
— Пытающаяся найти смысл в рыцарстве, которого не существует и не существовало никогда, кроме как на росписях и в сказках, предмет всеобщих насмешек и издевательств — девица Тарт. И вот ты решаешь сделать такого же героя из меня. Мечи, клятвы, песни — миледи, ты не могла найти времени хуже, чтобы играть со мной в рыцарей.
— Сир Джейме, — отчеканила она, собираясь с духом, но он покачал головой.
— Ц-ц-ц. Ты должна дослушать, женщина, — его большой палец скользнул по ее нижней губе, и Бриенна могла только застыть, что было частой ее реакцией на обилие взаимоисключающих чувств и переживаний, — дослушай. После всего, на середине нашего зануднейшего куртуазно-абсурдного пути я вдруг понимаю, что теперь ты — моя ноша. Да, Бриенна. Потому что вокруг тысячи ублюдков, которые мечтают тебя поиметь и выбросить умирать в канаву. Потому что ты смотришь на меня этими гребанными голубыми глазами глубиной в семь небес и десять морей, и уже умудрилась раструбить всему Вестеросу, что у меня, оказывается, есть честь, да так успешно спасала мое имя, что окончательно погубила своё. Я спасен? Ты довольна?
Нежность его рук, жестокость его слов и откровенно жаждущий и злой взгляд приковали ее к земле. Бриенна не могла ни кивнуть, ни ударить его, ни плюнуть ему в лицо. Лишь кипеть внутри обидой, не шевелясь, не двигая даже пальцем, не моргая.
— И наконец, нас несет на Север. Мы вязнем по уши в снегу, дерьме и крови. Мы мерзнем, голодаем, мы идем на смерть, и все, о чем я могу думать — это сохранить тебе жизнь, плюнув на все остальное. Насрав на королевства, стороны света и свое имя тем более. И вот ты стоишь передо мной теперь, живая, все же живая, женщина, после всего. Я уже упомянул твою попытку организовать нам пошлейшую из всех смертей-на-двоих, которая даже увенчалась твоим успешным повешением?
Его пальцы переместились вновь на ее шею, на след от веревки.
— Ты все еще не знаешь, кто ты есть, и жаждешь определиться, Бриенна? Я не тот, кто тебе поможет в поисках смысла. Меня не нужно спасать. Найди себе другого калеку с нелегкой судьбой. Спасай его. Спаси себя. И — будь я проклят сильнее, чем есть! — если увидишь меня на краю пропасти споткнувшимся — толкни. Толкни, и покончим с этим. Пока ты играешь в рыцаря, а я тону в твоих глазах и пускаю пузыри, идя на дно, на берегу проходит наша жизнь. А у меня ее совсем уже не осталось, Бриенна.
С последним рухнувшим и рассыпавшимся в прах звеном цепи упала оглушительная тишина.
Бриенна опустила руку, положила на меч. Она услышала достаточно.
Нет, меч я ему не отдам. Я сохраню его. Я буду смотреть на него каждый раз, когда мужчина улыбнется мне. Или попробует прикоснуться. Я ненавижу тебя, Джейме. Я люблю тебя. Ты разбил мне сердце, и я не жалуюсь; но ты ответишь за то, что называешь мой путь игрой.
Она ступила на шаг, осторожно сняла его руку со своей щеки, и свободной залепила Джейме пощечину — у нее не было практики, но она уже знала, что это был весьма неплохой пробный удар.
Затем, не глянув даже мельком в растерянные зеленые глаза, развернулась, прямая и спокойная, и широким шагом покинула грот, бездумно направляясь прочь, в лес, на север, юг, восток, в пекло прямиком, в петлю к разбойникам или в бордель к дорнийским шлюхам.
Куда угодно. Куда угодно подальше от Джейме Ланнистера.
========== В поисках причин ==========
Тирион Ланнистер сидел в своем кабинете, запустив в волосы руки, и пытался сосредоточиться. Это было сложно по нескольким причинам. Во-первых, он являлся Десницей королевы, которая не желала вникать в повседневные дела своего народа, зато уделяла чрезвычайно много времени своим любовникам, своей внешности и сочинению всевозможных воззваний к простому народу.
Тирион не имел ничего против простого народа, но прекрасно понимал, что в иной год преданность может стоить булки хлеба, а словами хлеб не заменить.
Во-вторых, он также являлся главным заговорщиком, вознамерившимся убить королеву и поделить ее владения на всех заговорщиков. Это означало, что ему нужна была защита от врагов, от друзей, от союзников и — в недалеком прошлом — от родственников.
Родственники действительно представляли проблему. Старший брат, приговоренный к смерти, пропал без вести на просторах Севера, а племянница вот-вот должна была быть обручена с важным политическим союзником.
И третьей причиной беспокойства Тириона Ланнистера была его новая любовница, Аша Грейджой.
Потому что, внезапно для себя, он накануне вечером сделал ей предложение, на которое она ответила согласием.
«Жениться после четырех ночей вместе. Я бью собственные рекорды».
Тирион, в отличие от старшего брата, всегда был любвеобилен. Он умел восхищаться женщинами — и оставлять их довольными совместным времяпровождением. И он не сомневался, что леди-жена, если таковая появится в его жизни, может получить множество преимуществ и от его привилегированного положения, и от его денег, и от него самого.