Отдаться рыжему великану, например, на мехах. Бриенна выпила горячего вина с медом — копьеносицы спасаются от простуды своими средствами — и ее так разморило, что она вряд ли оказала бы сильное сопротивление, задумай Тормунд снова ее украсть.
«Нахуй ее», шепчет Джейме себе под нос, и Вдовий Плач в его руках блестит, отражая огни костров. Он заставляет себя вспомнить сестру, вспомнить ее объятия, но — и это неприятный сюрприз для мужчины любого возраста — это не работает. Он помнит Серсею, ее тяжелые круглые груди, ее бедра, привычные размеренные движения ее тела, когда она соединена с ним, и это естественно, но меньше всего похоже на желание, на свободную волю. Это больше напоминает нужду, постыдную, но истребимую зависимость.
Эта связь разрушительна. Потребовалось почти семнадцать лет, чтобы перерасти ее. Он стал сильнее. Он действительно изменился.
И теперь какой-то рыжий вонючий дикарь отнимет у него женщину?!
«Ты ревнивец, Ланнистер», сказал себе Джейме, прокрадываясь в палатку с тяжелым сердцем. И замер.
Вот она была, расстелившая песца и соболей, разметавшаяся по ним в легкой одежде; один край одеяла заботливо отогнут.
— Джейме, — бормочет Бриенна сквозь сон, голос ее низок, и половина слов сливается в нежно гудящее «бу-бу-бу», — где ты был.
Он срывает с себя верхнюю одежду и сапоги с такой скоростью и нетерпением, что полог трясется и провисает. Сине-зеленый сумрак смягчает все происходящее. Мех пахнет лесом, зверем, диким временем Первых Людей и первобытными желаниями. Бриенна ворочается, раскидывая ноги и руки, пока не занимает очень необычную позу, и Джейме спешит прижаться лбом к ее руке между плечом и локтем. Их бедра соприкасаются, и женщина, что-то мыча и урча, находит его руками, телом, закидывает на него колено, и Джейме кутает их обоих в соболей.
Почему нет. Почему не взять ее — она не станет протестовать. Он мог бы. Но есть нечто большее, чем просто желание. Есть уважение. Есть страх разрушить ее. Однажды он насиловал Серсею, и воспоминание об этом заставляет Джейме чувствовать тошноту.
Бриенна достойна большего. Лучшего, чем он. И все же он не может не мечтать, что однажды она захочет его сама.
В ее щедром тепле, согретый ее вниманием, неизменной, ничего не требующей взамен заботой (что все еще нередко тревожит, потому что Ланнистеры всегда платят долги и никогда не дают в долг сами), он не может снова увидеть страшную нескладную девицу-рыцаря, встреченную когда-то.
Возможно, поиски тепла привели его к неожиданным решениям. Переменам мышления. Пересмотру стандартов. «Настанет весна, и я стану собой, — думал Джейме, — вновь увижу Серсею. И все будет по-прежнему».
Но всё изменилось навсегда.
…
Ворон, принесший вести о внезапной грядущей свадьбе Тириона, выпрашивал гостинцы. Бронн скармливал ему чуть подпорченную ветчину, пытаясь научить каким-то непристойностям. Джейме смотрел сквозь него.
Они держали путь на Ланниспорт. Тирион сообщал, что, хотя дата встречи королевы Дейенерис и ее формального супруга короля Джона еще не назначена, пройдет она на открытой местности вне городских стен. Это требовалось обдумать.
Кастерли и Ланниспорт. Хайгарден. Мало. Даже с Железнорожденными на море, этого мало для любого восстания. Нужны были силы всего севера, все возможные ополченческие войска юга, чтобы гарантировать успех в прямом столкновении с Дейенерис. Это был ее способ победить, и он сработал: королева завалила трупами дотракийцев улицы не одного города. Джейме мог плевать на собственную жизнь, но своих людей отправлять в бессмысленную бойню не собирался.
Тирион настаивал на выжидательной позиции. «Дорогой брат, — писал он своим размашистым небрежным почерком, — возможно, мы не получим поддержки Старков, а встретим их сопротивление в деле, которое нам известно. Успех зависит от того, насколько король Джон послушает свою сестру, известную тебе леди Старк». Джейме усмехнулся. Тирион, вечный романтик. «Нейтралитет Севера был бы к месту, но гарантировать пока невозможно ни одного из вероятных исходов. Тиреллы все еще колеблются в вопросе предоставления поддержки. Твой Т.».
Джейме не раз задумывался, есть ли смысл в его участии в планах коварного младшего братца. Что бы он ни делал, это не вернет ему ничего. Ни его прошлой жизни, ни его руки, ни Серсеи и детей. Ни молодости. Он отмахнулся от видения высокой голубоглазой леди, которая была вовсе не леди, предпочитающей доспехи платьям, не умеющей лгать и обладающей потрясающе нежной кожей.
Он был зол на нее, на Тириона, на Сансу Старк, на Дейенерис Таргариен. Но больше всего Джейме Ланнистер злился на себя.
Я знал, что она любит меня. И делал вид, что не догадываюсь, насколько сильно. Это — то, чего я хочу? Всегда видеть ее уходящей прочь? Отдать ее другому мужчине? Оставить ее самой смывать грязь со своего имени, которое я запятнал?
Гордая, до колик честная Бриенна, шла Тропой Скорби, со всех сторон слышала оскорбления, стояла перед королевой, клялась своей честью. Наказана за свое доброе сердце и его грехи. За двенадцать месяцев Зимы в его постели, где он использовал ее как грелку. Джейме смеялся над сплетниками и всеми, кто комментировал их дружбу, шутил сам, называл ее «любовь моя», «принцесса», и вот как отозвались его шутки.
Он не мог прекратить думать о том, что сам стал всему причиной. Джейме мучил себя мыслями с того дня, как они расстались, и это приносило страдания куда сильнее, чем те, что когда-то причинила ему свадьба Серсеи и Роберта Баратеона. Ему следовало прекратить. Он и так был разрушен достаточно.
— Ну что, Ланнистер, твоя лунная кровь уже закончилась, и мы можем нормально говорить, или как? — раздраженно зазвучал Бронн справа, Джейме едва глянул на него, — что дальше?
— Ждем Тириона.
— Нет, я о тебе и нашей все-еще-не-леди-Ланнистер?
Джейме вздохнул и закатил глаза. Бронн умел доводить. Почти три недели он только и делал, что утомлял его разговорами о Тартской Деве. Как будто одних его собственных навязчивых мыслей и воспоминаний недостаточно.
— Она рванула с места в галоп, ни слова не сказав, когда я уже хотел заплетать ленточки Рыжей в гриву и кричать «Долгих лет!». Что ты все-таки натворил?
— Это не твоего ума дело.
— А, но в этом-то и загвоздка, дорогой Джейме. Я не говорю о том, что застал вашу игру в «покажи свою, а я покажу свой», мне, в общем-то, плевать, — Бронн мог быть язвительным, но правдивым до тошноты, — я просто хочу определиться. Здесь парни, которые были с нами в Зимнем Братстве. Всех занимает такой вопрос. По Семи Королевствам леди Бриенну, которая тоже была с нами, ославили как шлюху. Твою шлюху. Когда что-то подобное случилось с твоей сестрой…
— Ни слова о Серсее! — прорычал Джейме, но Бронн был из упертых:
— …дело дошло до крови. А она-то заслуживала того, что получила. Так что, ты оставишь все как есть? Может быть, кому-то из нас, у кого яйца покрепче, все-таки не ждать, пока ты созреешь, и дать ответ сталью?
— У нас есть о чем думать, кроме как меряться крепостью яиц, — заметил Джейме. Бронн поднял брови, закатил глаза и воздел руку к небу.