Он был лжив, даже когда не желал быть лживым. Исполняя одно случайно данное обещание, он умудрялся наобещать в сто раз больше, не думая, как расплатится с долгами, но искренне намереваясь расплатиться. Он был неуверенным, неудовлетворенным, постоянно сомневающимся, жестоким мерзавцем, легко ранящим чувства всех, кто подходил к нему слишком близко. После чего, конечно, жалел себя за то, что остался в одиночестве.
И у него была самая прелестная дочь в мире. Была. Бронн закрыл глаза, прислонился к столбу-подпорке тента, вздохнул, отхлебнул из горла фляги и принялся скорбеть.
Он умел выделять время для чувств, чтобы не поддаваться им все часы в сутках, как это делали некоторые невоздержанные личности. Десяти минут хватило, чтобы внутренне оплакать роскошные золотистые косы, зеленые глаза, мелкие неровные зубки и прелестную, отливающую сладким золотом юга, кожу с таким невинным пушком на ней. Следующие десять минут Бронн намеревался посвятить планам мести.
Когда-нибудь Ланнистер, если прекратит предаваться самобичеванию и пьянству, разыщет тех, кто сделал это с Мирцеллой. Тогда Бронн возьмется за нож. И поседеют те, кто услышит рассказы о том, что он сделает с ними, а те, кто и так был седой, облысеет.
На мгновение Бронн задумался, что случится с уже лысыми, потом встряхнулся. Из-за проливного дождя его все время клонило в сон. Вероятно, также было виновато вино, потребляемое им в значительных количествах, и местный крестьянский эль — смертоносное пойло.
Делать нечего. Бронн направился к Джейме.
Ланнистер, как и все последние дни, сидел молча, глядя в никуда, отрешенный, потерянный, совершенно на себя не похожий. Бронн сел напротив.
— Дождь, — сказал Джейме негромко. Бронн пожал плечами.
— Ага, — согласился он.
Я твой друг, хотел кричать Бронн. Я все равно твой друг. Не знаю, как получилось так, но я твой друг. Пусть ты трахал свою сестру, пусть ты вел себя, как козел, но — и тут он снова поднял глаза на Джейме, уверенный, что никогда не сможет объяснить, даже сам себе, что забыл рядом с этим страдающим, сломленным человеком.
— Ты же не собираешься отравиться, повеситься или что-то в этом роде? — ляпнул он, кривя усмешку, чтобы скрыть беспокойство. Джейме медленно покачал головой.
— Нет.
— Хорошо. Ты мне еще прилично должен, не забывай.
Джейме медленно кивнул, по-прежнему глядя куда-то в сторону.
— Да что с тобой, блядь, такое, а? — не выдержал Бронн, — ну поехали, найдем каких-нибудь потаскух, нажремся в сопли, набьем морды каким-нибудь деревенским охламонам…
Джейме печально усмехнулся в ответ.
— Дождь, — сказал он снова, помолчал, потом прикусил губы, — и я все проебал.
«Ему бы прореветься, — подумал Бронн, абсолютно точно не готовый к такого рода помощи, как утирание слез лорду-командующему, — отоспаться. Только хрен когда мы это увидим, похоже». Он знал, что имеет в виду Джейме, когда говорит это. Просто в одно прекрасное мгновение до Льва, кажется, дошло, что он не становится моложе, а накопленные долги приходится отдавать немедленно, и с процентами. Жизнь — жестокий ростовщик.
Не желая заражаться меланхолией, Бронн ушел, оставив Джейме одного.
Под тентом собрались Ривергейты, отец и сыновья, Хоулы, Кракехоллы, Марбранды и остальные. Настроение у большинства было не многим лучше, чем у лорда Ланнистера.
— Мы выгребли последнее, — доложил Марбранд, — весь хлеб, всю скотину. Сколько еще нам ждать?
— Мы не можем атаковать Гавань. Мы вряд ли осилим даже дойти дотуда, — кажется, это был один из Хоулов.
— Нужно заслать кого-то к Переправе. У нас скоро не останется разведчиков. Если Безупречные там, она может перебросить их сюда очень быстро.
— Им все равно надо есть и спать, — Бронн сплюнул, скептически хмурясь, — по дороге все разорено.
— Кто-нибудь рискнет предложить Лорду Ланнистеру отступить?
Ответом была тишина. Джейме не хотел даже слышать о том, чтобы разделиться, даже для пополнения припасов. Бронн уже говорил с ним об этом. Сражение редко длилось больше суток, но до этих суток армии нужно было дожить, а до места столкновения — добраться. Если прежде маленькие отряды легче могли скрыться от глаз наблюдателей, теперь это не имело большого значения. В едва пережившем Зиму Вестеросе спрятаться могла любая армия, если только вставала не на дороге: люди переселялись с одного места на другое, те, что оставались на земле, были заняты только вспашкой и севом.
Тирион выбрал хорошее время, чтобы затеять заговор, подумал Бронн. Не рассчитал только, что солдатам нужна еда.
— А может, разместимся в Хайгардене? — вяло предложил Бронн. Высокородные рыцари посмотрели на него с тем самым выражением, которое он ненавидел.
«Подождите, вот придет в себя Ланнистер, он скажет то же самое». Бронн хотел было изречь нечто, подобающее случаю, когда внезапно заметил издалека знакомую фигуру, тяжело шагающую по дороге.
А узнав одинокого путника, упрямо идущего вперед под проливным дождем, не мог не расплыться в улыбке.
— Гляньте-ка, кто к нам пожаловал, — кивнул он, и мужчины обернулись. Пооткрывали рты все.
— Чтоб я сдох! — высказался сир Аддам.
========== Тактическое подчинение ==========
Бриенна в очередной раз проклинала свое женское сердце.
Всю дорогу до Хайгардена она пыталась убедить себя в целесообразности своего визита к лорду Ланнистеру. Получалось скверно. Кто не озадачивался вопросами осмысленности, так это Тормунд и компания — тридцать одичалых, увязавшихся за ней, по ее мнению, исключительно с целью отравить ей жизнь.
Тормунд вообще был умелым преследователем. Он топал за ней на расстоянии пяти шагов, куда бы она ни направилась. Она не уставала напоминать себе, что он может в любую минуту украсть ее. Одичалый клялся, что не сделает этого, но Бриенна не верила.
— Ты так часто говоришь об этом, что я начинаю задумываться, — распевал Тормунд, — может, ты просто хочешь, чтобы тебя действительно украли? Чтобы нашелся сильный мужик, который покажет тебе, что такое жаркий трах, а? Что бы ты скулила, когда мой здоровый…
Со следующим шагом он полетел вниз через ее подставленную ногу. Распластавшись по земле, он глянул на Бриенну с непередаваемым восторгом, который не сильно уменьшился от ее слов.
— Последний, кто говорил со мной подобным образом, ползал передо мной на коленях, харкая кровью и собирая в траве свои зубы сломанной рукой. Какой частью тела пожертвуешь ты?
— Любой, которая не устроит тебя, моя леди. Но дай сначала проявить их в деле, — ухмылялся Тормунд.
— Начну с языка.
— Как пожелаешь, красавица, — он облизнулся, окидывая ее нехорошим взглядом, и Бриенна подавила желание пнуть его хорошенько. Он мог бы воспринять это как намек.
Вечером, сидя у костра, она не могла отделаться от воспоминаний, которые отзывались в теле жаждой прикосновений и возбуждением. «Я совершенно и полностью сошла с ума, — с трудом вздыхала Бриенна, — что можно сделать, ну что, чтобы не думать постоянно об этом?».
«Убить Тормунда», тут же пришел ответ, и Тартская Дева тихо зарычала.