*
Санса Старк смотрела на южный горизонт со стен Винтерфелла.
С момента получения письма Тириона прошло уже почти две недели, и разведчики не могли сказать, сколько у них есть времени, чтобы успеть действительно запастись для осады. Винтерфелл был богат подземными ходами и проходами, но большая их часть находилась в плачевном состоянии, и вряд ли выдержала бы постоянное использование для снабжения продуктами.
Отовсюду в Винтерфелл стекались недовольные происходящим в королевствах. Хуже всего приходилось беглецам из Риверрана и Речных Земель. Они редко задерживались дольше, чем на ночь, предпочитая двигаться дальше, со всем добром, какое смогли унести с собой, окончательно решившись сняться с насиженного места.
— Может быть, нам стоит построить каменную дорогу к Стене? — вздохнула Санса, глядя искоса на Джона. Он сверкнул беспокойными черными глазами, свел брови.
— Они верят, что мы защитим их. Что война не уйдет севернее Винтерфелла. Смешно, — Джон хмыкнул без улыбки, — сначала все бежали с севера на юг. Теперь двигаются в обратном направлении.
Среди прочих прибывших в Винтерфелл однажды утром Санса встретила леди Бриенну Тарт. Общение их было весьма формальным и кратким. Они не говорили о том, что произошло на юге. Они ни разу не произнесли имя «Ланнистер». Бриенна проводила дни, яростно упражняясь с мечом среди одичалых, Санса встречала подводы с запасами, какие только можно было раздобыть, и все чаще подолгу стояла на южных стенах.
Опять двойственность, опять развилка на пути. Есть север, есть Винтерфелл, воинственный, всегда готовый к сражению, прямой, как удар меча. И есть юг, Красный Замок и его ядовитое очарование, отравленный воздух интриг, соперничества, обманчивая роскошь Королевской Гавани. Две противоположности, вкус каждой ей знаком. Она вкусила обе. Она может сравнивать и оценивать.
В эти дни, сбрасывая маски, имея возможность делать то, что ей нравится, чуть меньше следить за выражением лица, удаляться в опочивальню с Сандором Клиганом под руку или даже обнявшись (страшное преступление против собственных убеждений, но это приятно), Санса не хочет сворачивать на один из двух путей, принимать одну из двух сторон, не желает выбирать. Она хочет всё.
Наконец, в один из дней южный горизонт приходит в движение.
*
— Зря я тебя тогда не украл, — в сотый раз повторил Тормунд, и Бриенна зарычала.
Одичалый донимал ее всю дорогу до Винтерфелла. Подглядев ее прощальный поцелуй с Джейме Ланнистером, он никак не мог успокоиться.
— Вот скажи, как он мог тебя отпустить? — продолжал он, — если бы я был на его месте…
— Да ты вообще затыкаешься когда-нибудь?! — не выдержала Тартская Дева. Тормунд горько вздохнул.
— Ты запала мне в самую печенку, красавица, — признался он, — и смотреть не могу, и не смотреть не могу. Жжешься!
И он выехал вперед, напевая какую-то невеселую песенку Вольного Народа. Голос у него был приятный.
Она не ощущала времени. Дорога пролетела в одно мгновение.
Джейме. Джейме. Она проклинала себя за все, что сделала, за все, чего не сделала, не сказала. С той первой ночи, когда он дотронулся до нее, даря те самые «ласки», она оправдывала себя, говоря, что иногда такое случается между близкими друзьями, ведь у Вольного Народа…
Но даже у Вольного Народа поцелуи что-то значили.
Бриенна поклялась не влюбляться никогда еще лет в двенадцать. Безответная любовь, чувство издалека, молчаливое восхищение со стороны, это было безопасно, это было то, чего она не боялась. Следующим шагом стала бы взаимность. Чаще всего это значило невинный обмен любовными посланиями и подарками. Но Бриенне Тарт было уже не двенадцать.
«Мужчины похожи на животных, — говорила ей септа, сжав губы и делая скорбные глаза, — они хотят совокупляться, хотят владеть и покорять молодое тело, их не волнует цена». В целом, после многих лет среди солдатни и старых вояк, преступников, разбойников и даже именитых благородных рыцарей, Бриенна склонна была с ней согласиться.
Женщины, которые кричали под мужчинами, когда она видела их, обычно были шлюхами, иногда прачками или подавальщицами, и все они позволяли себя бить, иметь, оскорблять, использовать. Это никогда не будет обо мне, клялась раз за разом Тартская Дева, скрежеща зубами и сжимая кулаки. Я не захочу быть с мужчиной. Еще одно разрушенное «никогда». Жизнь жестоко учила ее внимательно относиться к словам.
Она держалась своего намерения. Пока не побывала на Севере. Пока не увидела воительниц Вольного Народа. Тех, которые сражались, были ранены, носили на себе не меньше шрамов, чем она сама — и носили на руках своих детей, обнимали своих мужчин, иногда даже и других женщин, громко смеялись, пели, страшно ругались — и кричали, когда им было хорошо. Это были другие крики, совсем другие.
Не те, что она слышала от шлюх и подавальщиц. Бриенна не знала, чем именно они отличаются, но чувствовала всем телом. Иногда Зимой, когда она спала, обняв Джейме или будучи им обнятой, какая-нибудь из них кричала достаточно громко, чтобы быть услышанной в их палатке. Бриенна закрывала глаза, чувствуя, как мокнет между ног, как дыхание становится тяжелым, а запах Джейме — опасным. Тогда ей хотелось прижаться к нему сильнее, еще ближе, почувствовать его больше, и чтобы он тоже почувствовал ее. И она бы кричала так же.
Как в их ночь в Хайгардене.
Он пришел поздно, Бриенна почти спала, когда почувствовала прикосновения на лице, на шее, повернулась — и их губы встретились в жадном, страстном, глубоком поцелуе. Его волосы были чуть влажными, он пах улицей и лагерем, немного костром. Под его поцелуем хотелось таять, быть слабой, быть застенчивой юной девой, и она подчинялась: сняла рубашку, когда Джейме попросил, потянулась навстречу…
— Ты позволишь мне дотронуться до тебя?.. — услышала Бриенна.
Она кивнула. Ей не хотелось нарушать тишину своим голосом. Ощущения, трепещущие в груди, мешались между собой: желание, страх, доверие, опаска, стыд. Но она отодвинула их в дальний угол. Любовь стоила небольшого отступления от правил. Пусть это на одну ночь, на две, пусть она всего лишь заменяет ему кого-то, кем она никогда не станет — Бриенне было почти все равно. Все, что ей говорили, все, что она думала, что ей следует делать, куда-то ушло. Это было знакомо - быть ему нужной. Заботиться о нем. Быть сильной для него. Быть…
— О, — она вздрогнула. Губы Джейме на ее груди были почти что неощутимы, пока он не нашел ими сосок, потянул, отпустил, выдохнул. И взглянул на нее снизу вверх, без обычной улыбки, ищущим взглядом мужчины.
Усталость затянувшейся битвы в твоих глазах, подумала Бриенна. Она подалась вперед, не размышляя, давая ему возможность приникнуть к ее груди еще раз, а затем запрокинула голову и закрыла глаза. Это было совершенно новое ощущение. Странное, по-своему будоражащее. Определенно, необычное. Ей всегда казалось, что маленькая грудь непривлекательна. В любом случае, она была очень чувствительна, и Бриенна всегда старалась перевязывать грудь потуже, чтобы не причинить себе боль верховой ездой или ношением доспехов.
Но только приятную дрожь и немного стыдное возбуждение дарили его губы на ее груди. Нежно напоминающие о том, кем она была для него, в доспехах или без них. Женщина. Несмотря на все невысказанное уважение, несмотря на все те испытания, что они прошли вместе, Джейме всегда оставлял ей право отступить назад, побыть девицей, нуждающейся в защите. Даже если Бриенна им почти никогда не пользовалась.