— Миледи! Сир Джейме! Он здесь.
«О нет, нет, она опять будет меня спасать, упрямая глупая женщина», закрыл он глаза, слишком уставший, чтобы радоваться. Он боялся, что Иные все еще рядом. Бриенна никогда не обращала внимание на опасность для себя.
Их оттесняли к Стене. Обманчивая легкость, с которой отдельные отряды уходили на север, чаще всего означала, что они не вернутся. Он оказался из тех, что поддались на этот обман. Были бы силы хотя бы встать, он дотянулся бы до Вдовьего Плача и вскрыл себе вены, потому что несколько часов боли уже почти лишили его рассудка.
— Ты не вытянешь одна, — сказал Джейме, увидев женщину над собой, кусающую губы, — ты знаешь.
— Заткнись, — сцепив зубы, бросила она и сорвала с себя шубу, накрыла его. Короткое ощутимое прикосновение ее ускользающего тепла, задержавшегося в густом мехе.
— Милосердие, миледи. Чистая смерть, — он перевел взгляд на Верный Клятве, — ты можешь. И уходи скорее. Беги.
— Заткнись, сир Джейме.
Внезапно Бриенна подскочила и замахнулась мечом в темноту за собой. Джейме зажмурился, не желая видеть ее смерти. Он слышал ее отрывистые выкрики, обращенные к Подрику, слышал холодный зимний ветер высоко над ними, слышал скрип снега под тяжелыми шагами Неведомого.
Рассыпались один за другим мертвецы, пока, наконец, не наступила тишина. Ни одного звука. Даже Бриенны не слышно. Над ним распахнулась беззвездная ночь, и в эту минуту появился улыбающийся во все зубы, как деревенский дурачок, Подрик Пейн.
— Ну вот, мы пробились к вам с носилками и мейстером, сир. Сир-миледи Бриенна всегда…
— Иди и скажи командующему Лорасу, чтобы отводил людей, — перебил его запыхавшийся голос женщины, — мы возвращаемся к Стене.
— Стена пала, — бормотал Джейме в полубреду.
— Мы еще держим ее.
— Стена пала. Они пройдут на юг.
— Мы удержим ее, сир Джейме, — над его головой виден был ее локоть, его трясло из стороны в сторону, и почему-то это происходило в ритм с ее широкими уверенными шагами. Льняные волосы Бриенны торчали во все стороны, грязные и в крови, губы были плотно сжаты и чуть вытянуты, в устремленных в никуда глазах он мог прочитать настоящий ужас. Женщина впервые сражалась с мертвецами в одиночку.
Уже три недели. Неужели к этому можно привыкнуть, если выживешь? Проживут ли они столько? Всегда ли будет так страшно?
— Больно. Как же блядски больно, — он и не понял, что сказал это вслух.
— Джейме, — ее голос у самого лица, он бы и рад отвернуться, да не может, — посмотри на меня. Потерпи. Это все из-за нижнего ребра…
Бриенна говорила, объясняла, но он не слышал. Три недели! «Ты в нижнем пекле, Ланнистер. В его холодной версии». Одичалые еще не понимают, как с ними сосуществовать и вместе сражаться, у них все время нехватка людей и оружия, одежды и лекарств, мейстеры пропадают и погибают, вороны мерзнут, вся затея кажется безнадежной. Джейме пришел сюда умирать. Они все пришли.
— Уезжай, Бриенна. На Тарт. Собирай ракушки на берегу… купайся в море… я видел дельфинов, когда проплывал мимо.
— Не уеду. Прости меня за леди Бессердечную.
— Я сто раз простил тебя, дура ты набитая, — хотел бы он звучать солиднее, но уже как-то совсем нет сил, — хватит донимать меня этими извинениями. Я был тебе должен. Я всегда буду.
Сколько миль она прошла с боем? Сколько крови пролила? Бриенна бормочет что-то про свои собственные долги. Двадцать первый день их пребывания на Севере. Кажется, хуже невозможно, но — и это переворачивает наутро их мир — все становится хуже. И будет становиться еще двенадцать месяцев подряд. И придется привыкнуть.
Они научатся спать в снегу и есть сырое мясо, чтобы восполнить кровопотерю. Будут пить хвойные настои и растирать обмороженные конечности. Жевать смолу от зубной боли. Петь песни одичалых. Кататься на лыжах. Плакать, не стесняясь, по дому, по себе, по солнцу. Смеяться смерти в лицо. Заниматься любовью, не переживая, что услышат или увидят — в этом умении преуспеет больше всех Бронн, конечно.
Они будут говорить шепотом обо всем на свете, каждому живому смотреть в глаза, как родному брату, принимать новичков в семью, в Зимнее Братство, прощаться с теми, кто ушел в страну вечного Лета, придумывать свои истории, переплетая реальность, выдумку и то, что примерещилось в бреду. Или после мухоморной настойки Вольного Народа. Они будут спать там, где застигнет сон, перестанут считать дни и часы, и в темноте долгой Ночи каждый отыщет какую-нибудь свою правду, которую вынесет либо в жизнь, либо в смерть.
В ту минуту Джейме еще не знает, что все это будет с ним дальше. Прошлое его покидает навсегда, будущего не существует. Настоящее — это снег, лед, мороз, мех, пахнущий лесом и тайнами, валирийская сталь и Бриенна.
Джейме снова открыл глаза. Темные очертания фигуры бормочущего мейстера, строгие углы высокие елей и синие, синие звезды ее глаз в бесконечности над ним.
— Есть какая-нибудь глупость, которую ты не сделаешь ради меня, а, сумасшедшая ты ослица? — пробормотал Джейме, не прекращая цепляться уплывающим сознанием за эти яркие звезды. И услышал в ответ летний смех, в котором звенели водопады и пение птиц:
— Я сделаю всё.
«Любовь рождает бесстрашие», понимает тогда Джейме. Это его правда.
…Тех, кого он любил, оставалось не так много, чтобы позволить себе отступить из страха.
«Дорогой брат! Впервые пишу тебе после долгого молчания. Я принял решение идти на Винтерфелл. Мы выдвигаемся небольшими группами, соединимся перед первой атакой. Возможно ли договориться о пополнении обоза в Долине Аррен? Можно ли отводить людей через Переправу? Выясни.
Спасибо за то, что позаботился о, — Джейме сглотнул, затем вывел с нажимом, — моей дочери Мирцелле. Поздравляю с помолвкой. Хотел бы гулять на свадьбе. Если мои племянники будут Грейджоями, не завидую Железным Островам». Он хотел было написать о том, что вкус Тириона на женщин просто ужасен, потом подумал о себе самом, рассмеялся. Перо капнуло чернилами на бумагу. Когда он последний раз видел брата? Говорил с ним? Сердце сжало болью, Джейме шмыгнул носом.
Он потерял почти всех. Они уходили, не прощаясь и не предупреждая.
Поэтому Джейме сжал перо в непослушной левой руке — почерк был просто ужасен, и дописал. «Я думаю, я тоже созрел для семейной жизни. Старею? Мы давно не виделись. Я скучаю. Твой Д.».
========== Невозможное ==========
Она похожа на Зиму.
Это то, что думает Джон, глядя на свою все-еще-жену, и это то, что он подумал о ней в первый раз. Она похожа на время года, что несет мертвый сон. У нее лед в глазах, снежно-белые волосы, и она не похожа ни на что из мира живых. Чуждое существо, действия и мысли которого сложно оценить, исходя из опыта человеческой жизни, где есть плоть, кровь, начало и конец, страх, боль, радость и любовь.
Джон видел свою смерть. Его страх все еще с ним, и может быть, стал еще больше.
В Дейенерис страха нет. Может ли тот, кто не испытывает страха, чувствовать все остальное? Желание? Ненависть? Симпатию? Тоску по другу? Любовь?
— Ты не приезжал ко мне, — говорит его жена, неотрывно глядя ему в глаза, и он улыбается, качая головой.