Две тысячи лет назад Богиня нашла способ его заточить, с помощью одного из своих Избранных, но даже это Внекосмический Мегатрон сумел повернуть себе на пользу, и теперь люди, эльфы, гномы и панголины развязывали войны и убивали друг друга с именем этого Избранного на устах. Каждое убийство, каждое преступление приближало триумф Антипространственного Владыки. И сейчас он чувствовал, что триумф близок.
Да, девчонка успела отправить нового Избранника в один из отсталых миров, но Чёрномрачные Нейтроны считали его образ и отправили Хозяину до того, как новый герой телепортировался. Этот герой даже на пике своих возможностей не сможет противостоять Гипервсемогущему Надбогу, а значит, бояться было нечего.
Радиотелескопический Галактоморф вспомнил предыдущего Избранного и эпическую битву, в результате которой оказался связан и заперт вне пространства и времени. Эманации зла потекли сильнее, извиваясь в коротковолновом диапазоне. От этих эманаций, проникших в мир, кто-то уронил ключи в шахту лифта, кого-то обрызгал мусоровоз, у кого-то скисло молоко в холодильнике. Воспоминания о позорном проигрыше всегда выводили Циклопического Астрорикса из себя. Он вспомнил, как они с Избранным швырялись друг в друга целыми галактиками, и снова жидко испустил чистейшее зло.
Новый Избранный куда больше подходил на роль мелкого приспешника. Потоптать грядки, пожечь посевы, пособирать дань с бедных крестьян. На что-то большее он вряд ли был способен. Спектральный Предводитель даже на мгновение задумался, а не сделать ли новому герою предложение присоединиться к его Чёрномрачному Воинству, но быстро отбросил эту идею. Вместо этого он отправил на отсталую планету всего одну свою мыслеформу. Та, в свою очередь, облетела весь мирок по орбите, нашла подходящие горы и забурилась поглубже в их корни. Ростки Зла были посеяны.
Лёха боролся не на жизнь, а на смерть. Осаждающие то и дело подбирались к самым вратам Лёхиной Цитадели, но Герой изо всех сил сдерживал их натиск. Он побледнел, на висках выступили крупные градины пота. Живот издал глухой протяжный стон раненого кашалота.
Он знал, сдаваться нельзя. Ведь стоит ему лишь раз оступиться, как вся его пацанская честь, репутация, имя, всё будет смыто бурным потоком. И он терпел. Стоял в одиночку против целой банды, но терпел.
Лёха сжал топор покрепче. Вспомнились улицы Белозерска, суровые и жестокие, вспомнился Камиль, старший товарищ из соседнего подъезда, который Лёху всему учил.
— Весь мир против меня и я прав, ежжи бля… — прошептал Избранный. — Бей первым, будь дерзким…
Лучники по-прежнему держали его на прицеле, а главарь удивлённо смотрел, как Лёха бросает топор на землю.
— Мне даже ствол не нужен, чтоб тебя пристрелить, ежжи… — произнёс Герой.
Его мутило, всё тело сотрясала крупная дрожь, в животе бурлило сражение, по силе сопоставимое с эпической битвой против Сверхгравитационного Гауляйтера.
— Тут это… Проход… Платный… — промямлил главарь банды.
Лёха поднял на него тяжёлый взгляд. К горлу подкатила кислая тошнота. Главное, не дать залп из всех орудий сразу.
— И чё? — выдавил Избранный.
Будь они у него на районе, Лёха бы присел побазарить с этим пассажиром, но сейчас знал — стоит ему упасть на корты, то он в тот же момент позорно окальсонится. Поэтому пришлось держать базар так.
— Так это… Ценности, деньги… — продолжил главарь, отчего-то понимая, что зря связался с этим странным путником.
Выглядел Избранный и в самом деле крайне паршиво. Спортивный костюм был перемазан в грязи, на пальцах виднелись красные разводы от ягодного сока. Лицо чумазое, с выражением одновременно вселенской скорби и настойчивой решимости превозмогать до самого конца. Главарь, да и все остальные, решили, что наткнулись на одного из юродивых монахов-странников, а по слухам, эти монахи могли в одиночку противостоять целой армии. Голыми руками. Вот и сейчас, когда Лёха бросил топор, бандиты приняли это не за жест подчинения, а за проявление мастерства в боевом искусстве.
К тому же, Лёха бормотал какие-то странные молитвы себе под нос. Одежда хоть и была чёрной, а не оранжевой, как у настоящих монахов, но всё же покроем напоминала робу, а тапочки на босую ногу и вовсе были один в один как у юродивых странников. Про бритую голову и говорить нечего.