— Ишь, какой рачительный домовой у тебя, Лексей Григорьич! — уважительно пропел Касьянушка. — Все-то он знает, обо всем-то он позаботится. Что ж, Лексей Григорьич, доброго здоровьичка тебе да скатерочкой мягкой-гладкой дорога!
— Спасибо на добром слове, Касьянушка, — посмеиваясь, ответил Лехин.
Он почти проснулся, поэтому, разговаривая, настороженно наблюдал за собачьей сворой.
Охранная команда полностью проснулась и постепенно исчезала. Сначала ушли в кусты "доберманы", за ними поплелась белая псинка. Примерно так же расходились и остальные: поднимались, зевали, иногда потягивались и, встряхнувшись, уходили в кусты. Лехин невольно подумал, что уходят они не в одну сторону, а на все четыре. Соберутся ли еще в стаю? Если он сейчас двинется к остановке, последуют ли за ним? Почему Елисей так уверен, что они безопасны? Может, именно он с ними что-то сотворил, отчего они шли за человеком, охраняя?
Последний пес, хромая, удалился.
Лехин присел около урны, приложил к краю ладонь.
— Господа, карета подана. Не изволите ли занять места?
Господа изволили: первым на ладонь скатился Профи и сразу удрал на левое плечо; Ник чуть-чуть не догнал его. Оба без конца хихикали, а на Лехине затеяли вокруг шеи увлекательную игру: надо было выглянуть, заметить противника и спрятаться, пока противник не засек.
— А грязные-то! Слушайте! Вы же в приличных домах живете, хоть бы почистились немного!
Шишики вняли призыву к интеллигентности, степенно уселись каждый на своем месте и принялись за чистку лохмушек, измазанных какой-то слизью и забитых сухими травинками и мелким сором.
Пока Лехин шел из сквера к дороге, "помпошки" пару раз откидывались назад переглянуться за его затылком и вновь хихикали. Так задорно, что и Лехин все время улыбался и старался не думать, что через несколько часов, возможно, придется пожертвовать одним из забавных пушистиков.
… Призраки и домовые с умилением созерцали, как завтракает Лехин. А он не давился под взглядами лишь потому, что ел медленно — в полусне. И есть-то не хотел — уговорили. Глаза закрывались, и Лехин еще про себя удивлялся: так крепко спал в сквере — и снова спать хочется!.. Найти смог только одну причину — "расслабон". Расслабился дома среди сладкоголосых вроде Касьянушки, среди нянек вроде домовых.
— Я… щас… мордой в эту… тарелку…
— Ну что ты, что ты, Лексей Григорьич! — засуетился Елисей, на всякий случай оттаскивая от хозяина тарелку с недоеденной картошкой. — Вставай! Ляжешь в зале на диване, пока дружок твой не проснулся…
— Он еще дрыхнет?!
— Помилуйте, Лексей Григорьич, время-то — шестой час! Пусть спит. Надо б было на работу — давно бы разбудили. А сегодня смена не его. Вот Касьянушка песенок и напел ему колыбельных. Вот и ты сейчас поспишь, силенок наберешься… Давай-давай, вставай. Письмецо дружку напишешь, чтоб не уходил, пробудившись, — и баиньки.
Лехин долго шел по коридору — шесть шагов до двери, — помнил он. Коридор шатался, пол плыл под ногами. Вошел в комнату — и проснулся. Крашеные доски. Надо же. Выглядит сиротливо.
— А палас где?
— Где ж ему быть? На помойке, конечно, — отозвался Елисей. — Все до крошечки собрали, пол всяким средством вымыли-натерли, чтоб духу его здесь не было.
Уточнять — чьего, испорченного паласа или зверюги в образе человеческом, — Лехин не стал. Начал снимать рубашку — вялые пальцы не могли выковырять пуговицы из прорезей. Пришлось снимать через голову. На полпути вспомнил одну думушку. Нет, две. Запутался в мыслях: то ли спрашивать, то ли делиться открытием. Пока путался, застрял в полуснятой рубахе. Плечи дыбом, зато определился.
— А ведь зверюг на одну меньше стало. Уже легче, да, Елисей?
— Какое там, Лексей Григорьич! — вздохнул домовой, залезший на спину хозяина стянуть рубаху с плечей. — Пока Проводник держит дверь открытой, из всегда будет шестеро.
— То есть, если я убью всех шестерых, придет еще шестеро? — медленно спросил Лехин. — Значит, и правда дело только в Проводнике? А почему шестеро? Не больше?
— Как ее… Ах, да, компенсация. Дверь чуть приоткрыта и может пропустить в наш мир строго дозированное количество чужой силы. И когда здесь ее убывает… В общем, Лексей Григорьич, сам понимаешь.
— Угу, понимаю… Елисей, вы у Профи узнавали, Соболев женат?
Елисей не стал спрашивать, кто такой Профи. Шишки, небось, уже рассказали, как Лехин их обозвал.
— Был женат. Жена умерла. Детишки воспитываются в семье жениных родителей. А женщина в квартире — сестра Проводника, за хозяйством его приглядывает. Хорошая женщина. Шишик профессорский так говорит. В дому уютно.