Последняя призрачная фигура растаяла за поворотом. Джучи мурлыкнул, прошел под рукой хозяина, приласкавшись, и скрылся в темноте квартиры.
— Пойдем, Алексей Григорьич, — сказал Елисей, — накормим мы тебя, обиходим. Пока ты под душ, ужин тебе приготовим. Отдохни сегодня от потрясений душевных, а мы поможем.
— Одну минуту, — попросил Лехин, не двигаясь со ступеньки. — Мне хотелось бы кое-что выяснить. Во-первых, о домовых я слышал разное, но чтобы их двое в одном доме…
— Смотря, что ты имеешь в виду, — ответствовал Елисей. — Взять хотя бы наш дом. Девять этажей! По деревенским меркам крупное село будет — квартир эвон сколь.
Лехин сообразил, что вопрос задал не совсем четкий. Но хотелось выразиться поделикатнее, чтобы не обидеть бородатиков, а вот как? К счастью, Елисей догадался сам.
— Ох, хозяин, прости-извини! В квартире твоей я живу, а Никодим — сосед наш. Пока хозяев-то нет, и ходим друг к дружке в гости.
— Понял. А чего эти привидения дерутся между собой? Чего не поделили?
— А видишь ли, Алексей Григорьич, даже на вид они темные да светлые. Вот темные и здесь хотят власть над ними взять, а светлые не даются. Да война у них, чать, понарошная, видимость одна. Никогда им верх не взять — ни той, ни другой стороне. Они же то и знают, да от скуки маясь, глупостями занимаются.
Пока Лехин сидел, все бы ничего, а встал — почуял: задница замерзла. Не будь привидений с их проблемами, давно бы дрых и видел сладкие сны.
3.
Проводник открыл глаза в Темный сон.
Сегодня снилось, что он, как на подушке, спит на загривке чудовищного пса. Щека вмялась в костяшки пальцев, поэтому скула чуть ноет. Но загривок жесткий, а ничего мягче собственных ладоней не найти… Второе чудовище лежит рядом, спиной к его ногам. Похоже, оба пса греют его.
Темный сон нравился Проводнику предсказуемостью. Всего лишь прогулка по ночному городу. Одна и та же дорога, которая с каждой ночью становится длиннее на один дом. Дом обязательно надо обойти, выгуливая псов. Противиться их любопытству он не мог, да и зачем?.. Выгуливая… Порой ему казалось, что это они выгуливают его…
Пес, на котором он лежал, неловко скосил башку с тусклыми угрюмыми глазами. Броня вместо шкуры. Как у носорога. Нормально сгибаться не дает. Впрочем, этому зверю быть гибким необязательно. Даже когда он не двигается, сила, незримая, но ощутимая, буквально омывает каменный звериный торс.
Сдвинув руку с загривка зверя, Проводник оперся на холодный бетон. Медленно, в несколько приемов, встал на колени. Чудища грели его, но там, где тело соприкасалось с полом, мышцы все равно деревенели от холода.
Второй пес тоже встал неуверенно, будто отлежал лапы, неуверенно же поплелся в черную тень угла и исчез.
Подниматься с коленей не хотелось, хотя правая стопа недвусмысленно намекала на накатывающую судорогу. Он вспомнил, что спит, что сон — это фантазии его собственного тела и мозга, и вяло велел прекратить. Стопа послушно расслабилась.
Проводник огляделся. Традиционное место начала и конца Тёмного сна. Кажется, все-таки подвал. Углы бездонно черные, так что и не разберешь, что за форма у помещения. Потом-то можно обнаружить, что углы образуются странными стенами — их расставили, словно ширмы, беспорядочно, сбивая с толку.
В Тёмном сне Проводника немного забавляло, что он не помнит своего имени. В то же время он смутно ощущал, что забывчивость ему на руку. Почему-то была твёрдая уверенность, что чудовищные псы не должны знать его имени, что имя в Темном сне — ловушка. Но у этих бронированных страшилищ иногда возникала необходимость звать его, и тогда они придумали ему имя — Хозяин. Ему нравилось. Из непонятного ему же злорадства. Когда псов что-то вынуждало обращаться к нему, они так явно не хотели называть его Хозяином, что он специально медлил отзываться. А еще ему нравилось смотреть в неподвижные морды и слушать шепот не шепот, шелест не шелест: "Хозяи-ин…"
Из ниоткуда явился второй пёс, сел радом с первым. Оба угрюмо наблюдали, как человек нашарил в тени от бетонной опоры старую кожаную сумку. Они не понимали, как можно есть то, чем он питается, но исправно следили, чтобы сумка была набита свежими продуктами. Человека и все связанное с ним приходилось терпеть. Сосуществование с человеком было выгодно. Не со всяким, конечно. Именно с этим. Только он видел их…
Тусклая лампочка в черных лохмотьях паутины потухла. Подвал пропал в черной бесконечности.
Для человека в подвале все осталось по-прежнему. Где-то тени гуще, где-то бледнее. Но лампочку он взглядом отыскал. Напомнил себе, что это Сон. Дорожа покоем, приказал лампочке зажечься. И уже в том же бледном подобии освещения вновь принялся за еду.