Оказывается, это глаза привыкли к свету свечи и как-то так приспособились, что Лёхин видел окружающее, как будто везде горели тусклые лампочки. Он даже поэкспериментировал: сначала потушил свечу — и темнота мгновенно обняла его; включил фонарик — поток электрического света сузился в короткую дубинку, которая беспомощно тыкалась в плотный туман мрака. В общем, или стройка по праву имела оценку "нехорошая", или агрессоры успели завести в подвале свои порядки, чтобы чувствовать себя как дома.
Пришлось снова зажечь свечу. Живого света здешняя тьма боялась.
Стараясь не шуметь, Лёхин пошел по огромному залу с высоким потолком. Зал был пуст и заканчивался глухой стеной и одной-единственной, самой обыкновенной деревянной дверью. Лёхин нерешительно потянул за ручку, опасаясь, не закрыто ли. Дверь, шурша (Лёхин чуть опустил свечу) по пыльным стружкам и опилкам, нехотя отворилась. С той стороны оказалась лестничная площадка с бетонной лестницей. Лёхин поежился: подвал и правда в несколько этажей.
Из кармана скрипуче осведомились, долго ли он будет торчать на месте.
— Сколько надо, столько и буду! — шепотом огрызнулся Лёхин.
В кармане явственно фыркнули, но тут Лёхин слегка повернулся. Огромная тень шмыгнула в сторону, а на стене забелел маленький прямоугольник. Тетрадный листок, еле висящий на одном уголке, выглядел так сиротливо, что Лёхин сердобольно попытался приклеить его поровнее. Но скотч на уголках бумажки, подсохший за года, и пористый кирпич наотрез отказывались соединяться. В конце концов лист очутился в руках Лёхина, и тут-то обнаружилось кое-что интересное.
— Эй, глазастые, по-моему, это план.
Лёхин сомневался не на пустом месте. Ни одной буквы, ни одной цифры — спешно набросанные карандашом линии, как будто один другому наспех объяснял, где что находится.
Два спеца по картам поспешно выглянули из кармана, с секунду напряжённо пялились на предъявленный документ, а затем разразились скрипучим галдежем.
"Все-таки надо было переводчика взять", — мрачно подумал Лёхин.
"Помпошки" резко оборвали болтовню и сгинули в кармане. А Лёхин вдруг подумал, что сюда, в подвал, наверное, спускались рабочие — например, доделывать что-нибудь, или электрики, и все они страшно боялись заблудиться; и кто-то, кто не раз здесь бывал, начертил для них от руки — где что находится. Точно. Вот вход, вот лестница… Лёхин облегченно вздохнул. В душе он, оказывается, очень боялся, что наткнулся на своеобразный призыв Проводника о помощи. Переживай еще за него, мол, мучается человек со зверюгами… Вздохнул — и не задумался, откуда такая уверенность, что план предназначен именно для рабочих… Прежде чем сознание Шишиков снова улетело в другое пространство, "помпошки" обменялись интересным наблюдением: вдвоем-то в человека легче запихнуть информацию.
По лестнице Лёхин не спеша добрел вниз. Здесь с пламенем-солдатиком стало легче; он уже не рвался суматошно в разные стороны, а лишь изредка подрагивал.
Помещение, кажется, рассчитывали использовать на всю катушку. Теперь Лёхин шел по настоящей анфиладе. Подвал успели разбить на отдельные залы-отсеки, коридора как такового не существовало, переходи себе из одного помещения в другое и так далее.
И постепенно Лёхину причудилось, что он попал в ловушку — в замкнутый круг беличьего колеса. Перешагиваешь порог прямоугольной дыры в стене, а навстречу, издалека, растет следующая, такая же стена с черным провалом… Который порог он сейчас перешагивает? Седьмой? Восьмой?
И чего это так безмятежно он расшатался? Даже о зрении-сканере забыл. А вот, неровен час, станет он перешагивать следующий порог — и бросится на него кто-нибудь, терпеливо выжидающий за стеной…
Шишиков будто выдернуло из прогулки по другому миру. Прижавшись друг к дружке в Лёхином кармане, они крепко зажмурились. Предупредить хозяина не успели — вернуло их за два шага до неизбежного
За два шага до черного прямоугольника Лёхин остановился. Чем-то этот провал, притворяющийся дверью, активно не нравился. Мрак, выгнувшийся назад от света, казался отчетливо агрессивным, а еще через секунду буквально рычал — и Лёхин "слышал" рычание темноты, В абсолютной-то тишине… Сканирующее зрение не помогло. Возможно, стена была из непропускающего материала. Помог меч, обнаруженный в руке — в полной боевой готовности. Сумка в левой руке Лёхина съехала к локтю, когда он потянулся вытереть пот. Облегчение. Как хорошо, что есть меч! Впрочем, в такой ситуации и хороший камень сошел бы. Было бы только чью морду им треснуть.
"Ну что ж… Если Шишики попрятались, а все мои инстинкты вопят об опасности, значит, я попал куда надо… Эх, бумажку бы сейчас какую-нибудь самую завалящую…" Он представил, как комкает эту завалящую бумажку, поджигает ее и бросает в черный проем. Жаль, рукописный план остался на дверях… Что бы такое придумать вместо бумаги? Лёхин скрупулезно "обыскал" себя, мысленно прошарил сумку. На упряжь вокруг тела махнул рукой — кроме железа вряд ли что найдешь в ней. Карманы рубашки… Может, Шишиков бросить в темень? Заставить затаившегося врага выдать себя неосторожным от неожиданности движением! Нельзя. Сожрут. А они хоть и вредные (из кармана "послышалось" ворчание — подслушивают, черти!), а все равно жалко… Джинсы… Так, по мелочи, всего полно… Стоп! Не в правый ли карман, чтоб под рукой был, заботливый Елисей засунул носовой платок? Сухой, свежевыглаженный. Не бумага, конечно, но ведь горит…
Лёхин закинул ремень сумки на плечи, поджег тряпицу и швырнул ее в слепую пропасть, метя чуть влево — почему, сказать бы не сумел, руку так повело. И сам — бегом вперед: то ли драться, то ли посмотреть, не сглупил ли. Меч, во всяком случае, явно жаждал испробовать на вкус чью-либо плоть, ощутимо таща за собой хозяина.
Перепрыгивая порог, Лёхин чуть не умер от инфаркта: внезапный оглушительный вопль под самым ухом взрезал мозги и, показалось, снес половину черепа. Один только меч не растерялся в общей суматохе из криков и бешеного калейдоскопа с полубредовыми картинками: шарахающаяся тьма, безумно прыгающий свет, безумно желтые, в кровавую жилку глаза и раззявленная пасть, полная кошмарных клыков и пены, падающей ошметьями.
Именно меч дернул руку Лёхина чуть назад и сразу жестко вперед — куда-то под каменную, но живую морду. Вот эта уж точно кирпича просит! — с замиранием успел определить Лёхин. Задержавшись при входе в плоть (и не задержавшись, а примерившись! — ревниво возразил меч), оружие скользнуло в мягкое, податливое. Лёхин, не поспевая за мечом, едва не запнулся — едва не рухнул по инерции на зверя. От сомнительных объятий спас новый звериный вопль — уже не вопль, а визг боли и возмущения. Кажется, вновь пришедшая зверюшка была излишне самоуверенна и не ожидала личных проблем в первой же стычке.
А меч не унимался. Очевидно, на него действовала короткая дистанция между хозяином и врагом.
"Интересно, а как он определил, что зверюга — это враг?" — мельком подумал Лёхин, чудом — точнее, пробежкой за оружием — спасаясь от вывиха кисти и от щелкнувших возле свечи челюстей.
Левая рука, видимо, сочла, что ей нанесли оскорбление. Как же — разинули пасть в сантиметре от нее!.. Лёхин только подумал! Но не хотел этого делать! Свеча сделала резкий выпад в сторону рычащей пасти. Плеснуло белым: весь накопившийся горячий воск — совсем мало, кот наплакал, но ведь горячий! — полетел в ощеренные клычища.
Надрывному вою сбежавшей с поля боя зверюги Лёхин даже посочувствовал. Больно-то, наверное, как… Ладно, нечего было лезть к нам. Завоеватели чертовы… Небось, жаловаться побежал…
Итак. Лёхин привычно подвел итоги, исходя из вопроса: что имеем на данный момент? Маленькую победу сомнительного свойства. Хотя и полная являлась бы сомнительней: убей он зверюгу, вылезла бы еще одна. Впрочем, и здесь сомнительно: сразу бы вылезла или как? Ладно, эти размышления чисто умозрительны. Главное — впереди предупрежденный, а потому вооруженный враг в лице пяти человекообразных и одной раненой зверюги, которая наверняка считает теперь делом чести откусить Лёхину голову. И один настоящий человек, придерживающий некую дверь, откуда и лезет эта дрянь.