Перезвонив, Лехин облился холодным потом: как же говорить с несведущим человеком? Не воспримет ли сестра Соболева за издевательство совет держать брата за руку?
— Да? — сказал слабый далекий голос.
— Анна Витальевна? Это Алексей. Я приезжал к вам сегодня… э… вечером… с вашим братом. С ним все в порядке?
— Алексей?! — Голос мгновенно окреп. — Приезжайте немедленно! Он зовет вас! Он все время говорит, что ему нужен Алексей. Я…я боюсь…
— Слушайте внимательно и поверьте мне на слово. Я сейчас приеду, но вы должны сесть рядом с братом и… держать его за руку. Это очень серьезно.
— За руку… Хорошо.
— Это очень важно! Дайте слово, что выполните мою просьбу!
— Честное слово, я это сделаю. Только приезжайте скорее!
С мобильного такси не вызовешь. Придется снова идти по дороге, ловить машину. Но сначала умыться. Лицо тяжелое, глаза тяжелые — только водой и снять тяжесть эту. Открывая дверь в ванную, бросил взгляд на часы. Второй час. Ночи. Мычать захотелось так, чтобы закончить рычанием.
Вода! Водичка! Спасительница! Зеркало над раковиной предложило мокрую физиономию с идиотски счастливой улыбкой… Уф, вроде, полегчало. Жаль, под душ некогда.
Шишик с плеча моргнул в зеркало и зевнул в лицо отраженного Хозяина.
— Морда твоя бессовестная! — Лехин подумал, вспомнил Касьянушку и добавил: — И глазища твои бесстыжие! Хозяин и так дрыхнуть хочет, а ты над ним еще изгаляешься.
Полотенце милостиво впитало влагу, особенно жестко Лехин вытер ладони, припомнив, что на них много точек, активизируешь — и взбодришься.
Еще мгновения — взгляд в зеркало и продумывание, что брать — чего не брать.
Итогом размышлений стала суматошная беготня по комнатам. Радостный Шишик изображал, что его от беготни сносит с плеча, и вис на хозяйском ухе, якобы с трудом удерживаясь.
Беготня закончилась в прихожей, где Лехин все-таки раздраженно взвыл, когда лопнул шнурок, давно державшийся на честном слове; а ботинок светло-коричневый, и шнурки нужны были хотя бы коричневого оттенка или черные, а в коробке для обувной мелочи почему-то все серые — от старости. И зачем он их собирал — Плюшкин несчастный нашелся!.. Лехин, уже раздраженно рыча, с ненужной силой встряхнул коробку. И, когда куча вещей разлетелась-разъехалась по полу, набежали домовые, шлепнули перед Лехиным сандалии. Лехин только ногу сунул в обувку, а Никодим уже застегивал.
— Ну что вы! Неловко же!
— Надевай-обувайся! — строго сказал Елисей и стукнул его по пятке другой ноги. — Не думай ни о чем, доколь главного не сделаешь. Совсем ли собрался?
— Деньги забыл!
— В правом кармане. Ключи — в левом. Телефонку возьми! Как на дорогу выйдешь — к себе позвони.
— Зачем?!
— Шишики звонок примут — машину тебе поймают. Не думай, не думай, Лексей Григорьич! Мир тебе помогает. Сделай только! Сделай!
Внезапно успокоившийся Лехин решил, что и в самом деле лучше ни о чем не спрашивать, иначе ум за разум зайдет, и тогда его многострадальная крыша точно поедет. Но загадочная фраза невольно запала в память: "Позвони к себе. Шишики звонок примут — машину тебе поймают".
И он позвонил. И первая же машина — встречная! — развернулась, а выглянувший водитель нетерпеливо приказал садиться.
56.
Дверь открылась готовно — Лехин даже до кнопки звонка не успел дотронуться.
Ник свалился с плеча — и вовремя, иначе бы Лехин вниз не посмотрел и Вавилу если не задавил, то стукнул бы… А так, вот они, две "помпошки", скачут вокруг домового, будто век не видались. Недолго скакали. Невидимым порывом ветра обоих смело с пола в полураскрытую дверь комнаты.
— Входи, Лексей Григоръич, входи, — заторопился Вавила. — Некогда стоять впустую.
— Хозяйка не испугается, если я без предупреждения, без звонка войду?
— Так ведь это она дверь открытой оставила. Я ж только раскрыл, как увидел, что ты, Лексей Григорьич, прибымши, чтоб она, значит, на звонок не вставала, с места не уходила.
— Все по-прежнему? — спросил Лехин и покраснел: вопрос-то словно от опытного врача.
— Хуже. Хозяин пытается открыть свою дверь. Пока не получается, поскольку дверь плохо различима. Если она станет осязаемой, придется будить его, а потом сторожить каждую ночь.
— Каждую ночь?! — не выдержал Лехин.
— Потому и позвал я тебя, Лексей Григорьич, что без тебя не справиться. Шишику нашему силенок недостает, дашь ему немножко — тебя не убудет, а с твоим уж тогда они горы свернут!
— Каким образом?
— Лабиринт построят во сне хозяина, да и позовут по нему.
— И это сработает?
— Сработает, Лексей Григорьич. Иди ж ты, пожалуйста, не мешкай.
Входную дверь Лехин закрыл тихонько, а прежде чем войти в комнату, пальцем постучал по косяку. Он немного все-таки боялся напугать женщину внезапным появлением. Но она только обернулась и кивнула. Лехин подошел и сел.
Впечатление, что в комнате тяжелый больной, подчеркивал торшер, скромно притулившийся в углу. Его приглушенный, будто постепенно угасающий, темно-желтый свет заставил мебель пригнуться, а потолок — вознестись. Кровать с Соболевым перечеркивала комнату, и его сестра, державшая "больного" за руку, казалась ночной сиделкой.
Она мельком взглянула на Лехина, севшего на заранее приготовленный стул, и снова опустила глаза. Лехин сразу взял и сжал другую ладонь Соболева. С некоторой неприязнью подумал: "Он опять не Соболев — Проводник. Долго еще это будет тянуться?"
Проводник лежал неподвижно, до пояса под простыней. Майка на нем темнела пятнами пота, а на тумбочке, у изголовья кровати, валялось скомканное полотенце, которое хозяйка брала, осторожно промакивала лоб брата и снова бросала назад.
— Зовите меня Анной, — прошептала женщина. — Когда вы привезли его, все было хорошо. Он выглядел просто очень усталым. Сказал, что у него была амнезия. Была и прошла, когда вы со своим другом узнали его и назвали по имени… Он помылся, переоделся, хорошо поел — и все время был веселый, говорил, что завтра надо пройти по всем инстанциям, восстановиться по документам и объявиться на работе. А потом, когда лег спать, я заглянула к нему в комнату пожелать спокойной ночи, а с ним уже…
Вавила сидел на стопке книг, рядом с мятым полотенцем, и, вздыхая, кивал.
Шишиков почему-то нигде не было видно.
— Почему он звал вас? — вдруг спросила Анна и сама же ответила: — Наверное, он видит в вас спасителя. Ведь вы были первым, кого он увидел, когда пришел в себя. Но почему держать за руки? Вы его ученик по кружку спиритизма? Думаете, его амнезия связана с тем, что он медиум?.. Я не помню вас. Хотя, мне кажется, я вас где-то раньше видела.
Она зябко передернула плечами под кофтой, накинутой на длинный халат, и прошептала:
— Слишком много болтаю. Это с перепугу. Я хотела вызвать "Скорую", но Дима начал звать вас, а у меня не было вашего адреса. Это чудо, что вы позвонили сами.
— Я не спирит и не медиум. У меня смежный профиль, — туманно сказал Лехин. — И у меня есть некоторое представление о том, что с вашим братом. Все, что нужно, чтобы помочь ему, — это продолжать держать его за руку. И закрыть глаза.
Больше всего Лехин боялся, что Анна тут же задаст ему еще целую кучу вопросов, но женщина послушно опустила ресницы. На ее мягкие черты лица, смуглого и округлого, как у рафаэлевских мадонн, хотелось смотреть долго, не отрываясь. Но спящий Соболев судорожно вздохнул и прошептал:
— Алексей!..
— Я здесь, — ответил Соболеву Лехин и, тоже закрыв глаза, пошел навстречу Проводнику.
И сразу подумал: "Ну пожалуйста, не надо!"
Поскольку увидел то, что видел вокруг себя Проводник. Сон не сон. Пространство, где разгулялось подсознание Проводника, а может, и не оно.
Проводник стоял в белом коридоре, окаменело, как те манекены, от которых вздрагиваешь в иных магазинах: вынесенные за пределы павильона, они так похожи на живых, что испытываешь остолбенение, натыкаясь на такой же остолбенелый рисованный взгляд.