— Не знаю… Вообще…
Вообще, я не сомневался, что этим бы, скорее всего, и кончилось. К прокурорским-то Валюха бы точно не пошёл, своими бы силами разобрался.
— Тимке могла пожаловаться…
— Ага! Он бы дёрнулся, а ему нож в пузо, да?.. Зачем? Я им сама отомстила. На новый год. У нас в школе дискотека была, так я их в тубзик завела и сосать друг у дружки заставила.
— Как это, — я элементарно потерялся, — завела?
— Да очень просто. Подошла и сказала: пошли чо скажу. Они хмыкнули и пошли. И в туалет, между прочим, ещё вперёд меня заскочили. А я дверь стулом заклинила и объяснила, что очень на них за лето обижена и что завтра пойду в милицию и заявлю.
И мне сразу стало понятно, как она Тимку спровадила и почему шансов остаться у него не было.
— Смело.
— На то и расчёт.
— И долго готовилась?
— Говорю же, полгода.
— А они чего?
— Ну, Сергей-то сначала не растерялся: кто тебе поверит, это вон когда было, и ничего не было, ты вообще, небось, целка ещё, а я: а если нет? А если нет, говорит, мы сто пудов не при делах. Да, говорю? А футболочку помнишь? я, говорю, её не стирала, лежит она, вами заляпанная, в пакетике в нужном месте, суда дожидается. Так что, говорю, приплыли вы, маньяки.
— А что они тебя там же и задушат в голову не пришло?
— Ну ведь не задушили же!
— Повезло… А так, между прочим, чаще всего и бывает: убивают не из злодейства, а от страха, что заложит.
— Я по-твоему дура, что ли? Я сразу предупредила, что две девчонки знают, с кем я, куда и зачем. И что дома дневник, и там тоже всё подробно — с именами и фамилиями. Так что убивать они бы не рискнули.
— Про подружек наврала?
— Почему? Юлька знала…
— Всё?
— Что надо…
— И чего они?
— Да не они — Сергей один. Чего, говорит, хочешь? Чтобы извинились? Ну извини! Правда извини. Денег? Сколько? Пять тыщ хватит? А я смотрю — этот, второй, ну Витя который, — обоссался. Главное унитазы кругом, а он в штаны — пипец! Нет, говорю, сплющились мне твои деньги, вы меня унизили, теперь ваш черёд. Соси, говорю, у него. Ты чего, говорит, долбанулась? кто соси? Да ничо, говорю, не долбанулась. И стою жду. Ну, ты сам знаешь: если не орать и вообще лишнего не говорить, скорей добьёшься… Он по новой: чего хочешь? Я, говорю, сказала чего. Не поняли — ладно, щасливо оставаться, завтра в другом месте встретимся. А это, говорю, чтобы мне веры больше было, и ногтями себя по горлу, и типа дверь отпирать. И тогда он реально шуганулся. Стой, говорит, и дружбану своему: давай. Тот: чо, при ней, что ли? Получилось, что я прям как угадала: привычный он был. Этот: молчи громче! и молнию расстёгивает. А Витюха упёрся и ни в какую: не буду при ней и всё… Мне его даже жалко на минутку стало — в мокрых штанах стоит, а тоже гордость… Ну вот хоть уходи! И я уж собралась, а Сергей по-своему, наверно, понял и конкретно ему в грудину — на! И тот присел на корточки и… ну и пошёл туда-сюда гонять. Серёга мне: смотреть обязательно? Скажи, говорю, спасибо, что не фоткаю. Ох, говорит, и сцуко ты. Я ничо, молчу. Он: ну всё, хватит? Нет, говорю, не хватит, кончай давай. Не могу, говорит. Постарайся, говорю, тогда ведь смог…
— Тебе что, приятно было на всё это глядеть?
— Мне рожи их видеть приятно было.
Вот оно: зуб за зуб… И никакими, товарищ Христос, проповедями вы этого в человеке не изживёте. В нормальном человеке — никогда. Не такими нас отец твой, или кто там, создавал. И вдохнутого в нас однажды чувства собственного достоинства тебе с твоей бандой в рабское смирение вовек не переплавить. Нормальные — мы не можем не мстить за боль и за унижение, которое, коль уж на то, любой боли больней. Не трогай нас, если не хочешь в ответ. А тронул — мы, что ли, повинны? Мы, в отличие от тебя, живые, а не от Матфеев. И такие порой кресты на такие голгофы прём, что лучше бы тебе и не знать. И благодарить за них вас с папашей — это, знаешь ли, сильно против нашей природы. Мне не веришь — у Лёльки вот спроси…
— …и когда он Витюню своего забрызгал, всё, спрашивает, довольна? Не совсем, говорю. Теперь, говорю, ты, Серёженька, за суку извиняться будешь… Вот тут я правда испугалась: он таки-и-ими глазами посмотрел… Но отступать было поздно…
(История, конечно, фантасмагоричная, но до чего же мне нравятся её пассажи: «отступать поздно» — песнь о героях-панфиловцах, никак не меньше!)
— …да и стрёмно как-то: получилось бы, что зря всё. Мне же обоих их надо было опустить. Чтобы самой дальше жить и не оглядываться. Чтобы это они от меня до конца жизни шарахались.
— Страшный ты человек…
Это я не шутил, это без тени улыбки.