Для начала же страсть как хочется потрафить только что обретённой зрелости. Вчера ещё — нескладная жирафа, нынче — сам шарм. И, кажется, даже умница. В общем, цыпы учатся летать, и, едва встав на крыло, им не терпится испытать его на пригодность. Одно ведь дело, когда по тебе прыщавый однокурсник слюни пускает, и совсем другое, если не мальчик, но муж — отец семейства, персона с нишей и именем, способная (экая замена рода!) оценить не только то, что непосредственно на витрине. Такого ведь ещё взять надо… И юная Диана перемигивается с пролетающим мимо Амуром, который — всегда пожалста! — шарах в мужчинку. И заполучив в сердце очередную стрелу, тот теряет равновесие и бубухается на её кстати подставленное плечико, а лучше грудь. Со всей его благодарностью и пониманием.
И это значит что? А это значит ура. Значит, жирафа наша вполне готова к употреблению — настал её черед разлучать и властвовать. Ну разве сверстник подарил бы ей мало-мальски схожее ощущение победы? Как, где? На своей подростковой тахтёнке? Дрожа от нетерпения и прислушиваясь к входной — уж не предки ли? То-то и оно…
Думаю, что-то навроде стряслось и с нами.
Разлучать Тимку было катастрофически не с кем: в отличие от меня, у парня не имелось даже прошлого. Благодаря чему он был лёгкой и автоматически неинтересной добычей. Хоть и звучит это гадко. И совершенно наивно — ввиду намечающейся общественной формации вышеупомянутой атрибутики успешного альянса и я дать не мог.
Я рыбу-то вон с горем пополам…
Однако надо же было как-то объяснить себе, почему в лесу не я, а Тим. Вот я и объяснил.
Другое дело — кровь.
Наше родство превращало все эти вопли в тьфу и растереть: дочь же почти!
Правда, если уж рассуждать отвлечённо и сугубо теоретически — то и у этого табу своя история и свои причины. Далёкие предки не находили в житии с единоутробницами, а тем более с единокровницами ничего противоестественного. И отдавать сестёр, матерей и прочих родственниц в жёны соседям начали из резонов не евгенических, а чисто деловых, и долгие тысячи лет этот способ братания оставался единственно действенным. А натабуировали уже потом. И то не жёстко: как только нужда в своячестве с соседями отпадала, на предрассудок забивали. Фараонов будем вспоминать? Или европейские монаршьи дома, представлявшие с определённых пор настолько одну семью, что какую невесту ни выбери — плюс-минус кузина…
И ведь никогошеньки это особенно не смущало. Включая святой престол со святейшим синодом. Интересно даже: а у них вообще когда-нибудь голова на сей счёт болела? Ну, хоть вполовину от моего?..
Ибо когда Лёлька забиралась под одеяло, нутро моё кровоточило даже от несовершённого святотатства. Как бы авансом. Даже несмотря на то, что демонам — если демоны есть — не было надо мною власти, а утром наступало утро, и день целый нам снова было друг не до друга. И так шло до тех пор, пока я не заточил последний карандаш…
7. Режим: гуляем и дрожим
Роман, ребята, не книжка. Роман — аттестат зрелости. Причём не только авторской — всего общества. Отчего романов не может быть много практически по определению. Это крысы плодятся шустро, слоны — неторопливо. За всю историю человечеством создано не больше полусотни шедевров, которые не стыдно поставить рядом с Дон-Кихотом.
Один, ну, два, много — три на эпоху.
Мне взбрендило, что о моей напишу я.
Просто: роман. Без названия. Библия же вон — просто, вот и у меня так будет. Человек звучит гордо, роман — исчерпывающе. А название — к чему? Может быть, потом, само как-нибудь… С названием ведь как со знаменем победы: победил — вешай. Но сперва победи.
В победе я не сомневался и мирно сушил порох да оттачивал штык, когда с полей битв стали приходить дурные вести: все вокруг, начиная с модных стряпчих и заканчивая отставными милиционершами, давно уже пишут и издают, и не что-нибудь, а именно романы.
Которые, оказывается, ещё и нарасхват…
Э! — вскричал я про себя в растерянности. — Вы чего? Чего читаете-то? А ну-ка бросьте! Это же нельзя! Это ж… — Тебя не спросили, молча же отповедали всеядные массы. Гарри Поттер — хорошо! И Фандорин — хорошо. А Коэльо с этим, как его… вообще класс. Ты-то когда ещё чего-нибудь наваяешь, а его, может, и в рот будет не взять. И в подтверждение готовности питаться падалью демонстративно зашуршали Дэном Брауном…
Я воспринял это как личную трагедию. Как коллективное предательство.