Впрочем, стихло вскоре и там, куда они умчались.
Ни топота, ни кузнечиков, ни кукушек, ничего — кромешная тишина. Безоговорочная. Не сговариваясь, и мы не поругали её минут с десять. Пялились по сторонам, притворяясь, что приходим в себя.
Это был настоящий лес Куликова побоища — побоища без единого трупа. И если бы не ноготворная в добрый километр просека, или проредь, если так наглядней, можно было б поклясться, что всё это нам лишь привиделось. Что просто не проснулись ещё и досматриваем один на троих кошмар…
— Ну? И что дальше? — первым, как всегда, очухался Тим. — Всемирный потоп? Тьма египетская?.. А может, налёт НЛО?..
— НЛО не бывает, — буркнул я и услышал вот чуть ли не въедливое Лёлькино:
— Да? А это тогда что?
И мы тоже задрали морды вверх и хором, будто неделю репетировали, выдохнули: ба-ли-и-и-ин… — прямо над нами медленно, но неотвратимо, как матушка грозовая туча, небо закрывала колоссальная железная, вся в хорошо различимых заклёпках, что твой броненосец «Потемкин», серая дура. Она двигалась тем же галсом, что и бегущие, точно преследуя их, не особенно-то при этом и подгоняя…
Боги мои! Теперь я знал, как выглядит настоящая летающая тарелка. Прав Тимка: дальше — что?..
Мы любовались бы ею до второго пришествия. Но тут из дуры ударила молния, и одновременно с ослепительной вспышкой мир сотряс оглушительный раскат грома. И не успел я подумать, что ад только начинается, как сверху полило.
Если вы никогда не задумывались, что означает бессмысленное как из ведра — самое время. На всемирный потоп, возможно, и не тянуло, но уже пару-другую секунд спустя мы стояли по щиколотку в воде. Сверкало и гремело без передыху. В такие грозы я прежде не попадал. Опомнившись, потащил детей к родной сосне.
— Под дерево нельзя, — пытаясь перекричать шум низвергающихся кубометров и сопровождающей его канонады, проорал Тим.
— Под низенькое можно, — заорал и я. — Лупит обычно по большим. Эта не самая…
— Будем проверять? — гаркнул он уже с остервенением, и я понял, что время брать ситуацию в свои руки.
— Так, мои хорошие, — я не узнал своего голоса.
Это был голос фокусника и провокатора. Так Винни-Пух парит пчёлам, что он тучка. Так тёща врёт соседкам, что любит зятя больше, чем непутёвого родного. И внутренне сгорая со стыда, я сграбастал дитячьи головы под мышки и запричитал:
— Ничего не было! Понимаете? Мы сейчас увидели ровно то, что хотели увидеть. Правильно?
— Я не хотела! — взревела Лёлька.
— Понимаю, милая. И я не хотел. Но, Тим, Тимка, ты же слышал: заблудившимся в пустыне с какого-то момента начинают на каждом углу мерещиться оазисы, да?
— В пустыне нет углов, — гаркнул он в ответ.
— Тихо, ребятушки! Стоп! — вопил я. — Это был мираж!.. Жуткий, гадский, но всего лишь мираж. Как Летучий Голландец: паруса в клочья, скелеты на палубе — кто ведь только не клялся, что видал, а на самом деле его нет. Ну, нету в природе никакого голландца! А мы… нам просто померещилось то, чего боялись в эту минуту больше всего. Правильно?
Так, дурень, сам сначала успокойся! Прально, не прально — сказал, значит прально!
Они дрожали и молчали.
— Я вас спрашиваю: да или нет? Лёль?
— Да, — откликнулась она, жмясь ко мне всем тельцем.
Ну так-то лучше.
— Тим?..
— Да врёшь ты всё, — вдруг перешёл он на ты.
И дождь перестал. Вмиг. И Тимка высвободился из моего неловкого захвата и, утерев мокрой рукою воду с лица, совершенно спокойно уже закончил:
— Никакой это не мираж. Это конец света…
И отвернувшись от нас, сел в воду.
— Дядь Андрюш! Мы умрём? — спросила вдруг Лёлька, подняв на меня коричневые и блестящие, как две огромные спелые вишни, глаза.
— Не знаю, — просипел я, не отводя своих и не заметив, что девчонка впервые назвала меня по имени.
Её горькое дядьандрюш было эквивалентом испуганного детского мам… Или — пап…
И вот только тогда я отчётливо понял, что выбраться из этого долбаного леса нам не дано…
5. Симбирский цирюльник
Первым делом я заставил их напиться. Прямо с земли. Пока вода не ушла. Я не знал, когда ждать нового дождя. И не знал, попадётся ли нам на пути хоть какой-нибудь ручей. Мне стало вдруг совершенно наплевать на дизентерию и что там ещё может приключиться от питья из-под ног — вплоть до превращения в козлят.
Вопрос встал ребром: или — или. Мне позарез нужно было, чтобы моей зашуганной команде хватило сил на сегодняшний марш-бросок. И я велел им забыть про завтра. И они услышали меня, поняли и, зачерпывая горстями, пили. Впрок. И остатки промокшего батона съели. Как звери.