Так что рули, Тима, на здоровье. Флаг тебе с барабаном. Но он тут же опроверг мои подозрения:
— А шалаш-то, дядьк, ставить, похоже, придётся, как считаешь? Надо ж тебе курс реабилитации пройти?
То есть инициатива как бы евонная, но принятие окончательного решения всё равно за мной.
— Значит, будем ставить, — провозгласил я, чувствуя себя в этот миг не меньше как Петром Великим.
Шалашей я в прежней жизни не ставил.
В прежней жизни я не ставил даже обычной палатки. Но что-то подсказывало, что они тем более, а идея возведения какого-никакого жилья грела, и пришлось срочно притворяться последним бойскаутом…
Мы соорудили его в полдня. Напоминал он больше вигвам, но это было настоящее строение. Со здоровенной жердиной торчком посередине (вот где кесарь брательников пригодился), с несущими… ну не знаю я, как обозвать наклонные слеги а ля рёбра жёсткости. За неимением гвоздей мы с Тимкой связывали их гибкими еловыми веточками. Получившийся каркас обложили лапами. В пару слоёв. Потом подумали и прибавили ещё пару. В общем, теперь мы имели роскошные лохматые апартаменты примерно два на два и два же в высоту. Вернее, три на три на три, если в шагах.
Я любовался на наше логово, пока не поверил, что в нём и взаправду можно при случае даже перезимовать. И тут же поделился этой светлой мыслью с сожителями.
— Ну да, — согласилась Лёлька, — вот так прямо в трусах одних и в кедах зимовать здесь и будем… Ты кормить нас сегодня собираешься или нет? — это уже Тимке.
Он как раз собирался: строгал стрелы. До темноты было ещё как до Пекина, и наш зверобой решил опробовать свежеизготовленное оружие в действии.
Мы проводили его (на этот раз я даже с инструкциями не полез — чего нарываться) и отправились за водой. Взяли кастрюли с баклашкой и пошли.
Ручьишко протекал тут же, в орешнике, в самой низине. Лёлька с Тимом разведали его, когда за грибами мотались. Она меня теперь и вела. Лупила пластиком как булавой по высокой траве и болтала без передыху.
А я по обыкновению самоуглублялся…
Замечательно, Андрей Палыч! Просто замечательно: четырёх дней не сдюжил — ласты клеить взялся. С ребятишек вон, что ли, пример бери. Ничего страшнее экзаменов не видали, а держатся, как полжизни тут. Ну, плачут иногда… А ты бы не плакал (без бы)? Но не сдаются же, в осадок не выпадают. Ни сами не выпадают, ни тебе, неженке, не дают — барахтаются.
Я действительно поражался: как же всё-таки гибки они, как пластичны. Вчера только в контактах да одноклассниках сидели, фотками с мобил обменивались, эсэмэсочками дурацкими, а сегодня по дичь ходят, птицу перелётную потрошат и жертвуют на благо общего дела, пусть и не кровью — причёсками вот, например!..
— …нет, если, конечно, Тимка много зверей настреляет, — балаболила Лёлька, — то можно шкуры с них содрать и одежды нашить, ну, как у эскимосов! Тогда да, тогда можно попытаться и перезимовать. Только шалаш надо раза в три толще сделать…
— Лучше землянку…
— В смысле?
— Землянку вырыть, а сверху уже шалаш…
— Точно!.. Слушай, землянку это вообще класс! И изнутри её тоже ветками выложить… Не, правда, тогда можно. И еды запасти. Шкуры — на одежду, а мясо закоптить, ты мясо коптить умеешь?
С копчением мяса у меня обстояло примерно как и с зодчеством, но я на всякий случай кивнул.
— Ну вот!.. Вообще, как нам с тобой повезло-о-о… Тебе на последний герой надо было ехать: ты бы у них тоже старейшиной был…
И вдруг — безо всякой прелюдии, в карьер:
— А у тебя там кто остался?
— У-у-у-у! Много кто… Дочки, у которых уже свои дети… Сын Ванька… А подумать, так и никого.
— Как это?
— Да так. Виделся я с ними в последнее время редко.
— Почему?
— Всё назавтра откладывал.
— Я вот тоже. А теперь…
И заткнулась.
— Ты мне это прекрати! — возмутился я, по возможности не фальшивя. — Никакого такого теперь! Недели ещё не прошло. Живы они.
— Да ладно. Живой-то папка бы меня давно нашёл.
— Думаешь, это так просто?
— Думаю, да. Тимка на деревьях зарубки делал. На каждом, где ночевать останавливались. И так, по дороге… Папка бы заметил и уже здесь бы был. Так что нет их никого больше, и не надо со мной как с маленькой.
Что возразить, я не нашёлся.
— А ты что же, совсем один жил?
— Ну, почему один… С одним человеком…
— С любовницей, что ли?
— Фу! Лёль!
— Да чего фу?