Тут же не было ничегошеньки капризного. Ну, разве самую малость. В конце концов, не может, что ли, позволить себе капельку скапризничать будущая женщина? Крайняя, может, на земле…
А было так. Мы с Тимкой сидели и наворачивали кашу. Отличную рассыпчатую гречу. Завтракали, то есть. Если и был у той каши изъян, то всего один: вместо топлёного, или хотя бы магазинного сливочного, она была заправлена подсолнечным, которого в бабкиных сенях обнаружилось больше, чем нефти в Тюмени.
Но от гурманских закидонов лес излечил. Да и полезней, говорят, с постным-то. Мы и наворачивали. А Лёлька тем временем нырнула в валенки и умчалась не то в погребок, не то в курятник. Разговоры без посредницы у нас, повторяю, не больно-то складывались, и оба давно уже воспринимали это как должное.
— К Деду не собираешься? — спросил вдруг Тим.
— До сих пор не собирался. А что?
— Да он позвал, а я думаю, если ты пойдёшь, мне тогда зачем?
— Йокарный! — ну, правда же достало уже, я, что ли, виноват, что их отцы пропали, а я нет?
— Блин! На тебя не угодишь, — взбрыкнул и он. — Лучше бы было, если бы ты припёрся, а я свалил, да?
— А зачем сваливать-то, если я припираюсь, а, Тима?
— А затем, дядь, что иногда людям надо поговорить без посторонних. У тебя так не бывает?
— Бывает. Только посторонним почему-то всегда я один оказываюсь. Вот и делаю выводы.
Он подумал и положил себе добавки. Я тоже сосчитал до десяти и тоже наполнил миску.
— Приятного аппетита.
— И тебе не подавиться.
И вошла Лёлька. Платок на плечах. На лице капельки блестят. Постояла, полюбовалась нами, проглотами, и огорошила:
— Хочу Новый год.
Мы так с ложками во ртах к ней и поворотились.
— Пусть будет Новый год, а, ребят?
— Когда?
— Да хоть завтра. Только пусть будет?
И села на сундук. Не разувшись и не обронив больше ни слова. Вот оно. Попёрло. Бабий бунт: надуманный, но беспощадный.
— Я не возражаю, — умыл руки Тимка, автоматически выставляя меня букой и врагом радостей.
Я давно приметил: хотят праздников обычно женщины — мужики на них просто соглашаются. Вот и теперь получалось, что женщина хочет, ребёнок не против, а я, мерзавец, чего-то упираюсь.
А я не упирался! Я и сам вспомнить не мог, когда отмечал Новый год тепло и по-семейному. Всё больше где-то. И в последнее время не чаще раза с каждой. Так что не упирался я, как бы оно им тут ни выглядело.
Ну так что, господин кризисный менеджер? Будем доказывать свою состоятельность вне экстрима, в условиях, так сказать, относительной стабильности, если не застоя, или как? Хватит оглядываться во вчера: мы выживем, выживем, мы непременно выживем, дети мои!..
Ну, выжили. Теперь хотят почувствовать, что живём.
Нормальное желание. Потому хотя бы нормальное, что они в отличие от тебя полгода уже без выходных и проходных. Дай ты уже им побыть не только выжившими, но и действительно счастливыми. Хотя бы одну ночь. Вперёд, лидер нации! Девочка желает праздника, и не разочаровать девочку твой первый нацпроект.
— А действительно! — выдал я после мхатовской паузы. — Пусть будет. Вот именно что Новый год!
— Правда? — недоверчиво переспросила она.
Мне всегда нравилось делать подарки одним актом согласия. И я сделал его. По-барски красиво:
— О-бе-щаю, — и победно поглядел на Тимку. — Если уж никто не возражает…
— А мы тогда щас, — и Лёлька принялась взахлёб расписывать, каких снежинок понарежет и понаклеит, как свечек понапилит и по всей комнате понарасставит, какие подарки приготовит. — Э, нет! Пока не скажу, хитренькие какие!..
Я кивал, улыбался, но слушал вполуха: мой мозг уже решал задачи поглобальней. Новый год — это… это Новый год! Тут надобно без дураков. С ёлкой не проблема: в лесу живём, хоть какая-то от него да польза. А вот с датой намечался конфуз. Счёт дням и неделям я потерял ещё летом, и представления о времени года за бортом становились чем дальше, тем приблизительней. Лично меня это вполне устраивало. Выйдешь на двор — зима! Нос потрёшь — декабрь примерно. И баста.
А тут требовалось 31-е. Иначе всё профанация и обман. Эдак можно каждый божий день что попало праздновать. Завтра — Новый год, наутро — День защитника несуществующего отечества, следом поочерёдно Восьмое марта, Первое Мая, День Победы (это святое). Что там ещё остаётся? День учителя очень тоже профильный праздник в сложившейся обстановке…
То есть, на всё про всё недели за глаза хватит. А там передохнуть и заново? Нетушки! Даже символическое шампанское надо открыть если и не в минуту, то хотя бы в ночь концептуального боя курантов.