— А ну-ка тихо, — припечатал Дед.
— Да ладно, я не в обиде, — на меня накатила волна безудержного благодушия: перебивайте, пожалуйста! сколько хотите, столько и подтрунивайте. — Я ведь только хотел сказать, что…
— Молчь кому говорю! — повторил старик.
И тут действительно стало не до слов — ни мне, ни остальным. Посуда на столе завибрировала и пару секунд спустя натурально задребезжала. Это был тот самый, хотя и хорошенько уже подзабытый гуд-гул: так приближались бегущие. Но теперь рокот казался стократ громче и зловещей обычного. Задремавший было пёс вскочил и глухо зарычал на дверь, и все мы разом побледнели и уставились на Деда.
— А ну-к хлянь Тимонь, — скомандовал тот.
— Лучше я, — прохрипел я.
— Цыц, — осадил Дед, напоминая, чьё слово здесь главное. — И ты цыц, — приструнил он и Кобелину. — Сам он. Без вас…
Таким серьёзным нашего мракобеса я ещё не видал.
Тимка отсутствовал недолго, минуты три. За это время шум снаружи стих. Но лица на нём, вернувшемся, не было. А и было, так не его.
— Оне? — осведомился Дед.
— Оне. Озером ушли. Тушите свет. Я щас.
— Ну куда ты опять? — дёрнулся было я, но лампу слегка прикрутил.
— Они чего же, и по снегу, что ли, голышом? — прошептала Лёлька. — Так ведь не бывает. Они же живые…
Я подошёл к окошку. Ни черта не видно: снаружи намёрзло, изнутри снежинки её мешают.
— Пошли, чего покажу, — позвал Тим, он был уже в шинели и с карабином…
Снаружи было тихо. Но дьявол знает, как передать то, что почувствовал я, бросив взгляд на озеро: там, в полукилометре примерно, на припорошенном снегом льду сиял ряд ослепительных белых огней.
Я насчитал одиннадцать штук.
Сначала они показались здоровенными прожекторами. Вгляделся: нет — одиннадцать маленьких лун.
— Что это?
— Прищурься.
Я прищурился: это была летучая дура…
Вот тебе и голландец с партизанами.
— Эй, вы где там? — окликнула из сеней Лёлька.
— Сейчас, — практически хором.
— Всё нормально? Скорей давайте, — и назад, к столу.
Тимка остался на крыльце. Я вернулся в избу.
— С Новым годом, мальчики и девочки…
И вкратце поведал о незваных гостях.
Если знаете слово покрепче, чем оторопь, считайте, что оно здесь и есть. Растерянность лишила даже способности паниковать. Всех, включая Деда.
Он заговорил не сразу:
— Слухай мене. Айдате-ка обратно в церкву.
— А стоит? Это ж, считай, к ним под бок.
— Делай чаво велю долдон. Одяхайсь девонька.
— А кто они такие? — не удержалась Лёлька, кутаясь в шаль.
— НЯ ЗНАЮ! — заорал Дед; и мне: — Подь сюды, транхспорт.
На передислокацию ушло минут пятнадцать.
Воевода назначил ползти («ползтить»), и мы ползли: Тим, за ним Лёлька, замыкал я со стариком на спине. «На брюхе, сучонок!» — увещевал он Кобелину, и сучонок послушно барахтался сбоку по морду в снегу.
Я благоразумно молчал, хотя и был уверен, что в часовне нас уже поджидают. Кто? Да прыщ их знает, кто — эти, с дуры. Но храмина — о, счастье! — оказалась пуста. Дед тут же велел Тимке сменить шинелку на зипун и иттить в дозор.
— Почуишь шта зябнешь Андрюшку кличь. Напеременки слядить будетя…
Уверенный тон его, конечно, бодрил, но я продолжал сомневаться. И в том, что мы не зря покинули наш какой-никакой домик-крепость, и в том, что эти станут ждать утра. И не разевал рта лишь из боязни ещё больше напугать и без того ошалевшую Лёльку.
Выросший на книжках про гиперболоид инженера и прочие бластеры, я сомневался и в эффективности нашего дозора. Снимут они Тимку — глазом моргнуть не успеет, не то что на курок нажать (под нажатием разумелась, разумеется, не стрельба на поражение, а упредительный: дескать, амба, поселяне, сливайте воду).
Да и смешно это — с карабином против инопланетян. И тут же вспомнил, как сам летом рыскал по поляне в поисках братнина тесака: а это не смешно?..
Негодный к деятельному участию в обороне Дед занял свой извечный командный пост на лавке. Резервистка Лёлька пристроилась рядышком и молчала как из пушки. Дивное дело: в часовенке мы обсохли в считанные минуты. А ещё тут было тихо как в барокамере. Отчего одновременно и спокойней, и нет.
Вот это, друзья мои, и называется приплыли. Совсем ведь нюх потеряли. Маринады в башку ударили, на философию с беллетристикой потянуло, на развлечения, корпоратива возжелали, самогоночку, вишь, разливаем, танцы до упаду назначили. А оно вон какое упало!..
— Пойду погляжу, чего там, — не выдержал я.
— Поди Андрюш, поди. А то шумно тут от табе…