— Одна нога здесь, — командует директор, — другая дома!..
Я тут же улетучиваюсь. Но не с завода. С глаз директора. И скрываюсь в бытовке, где у меня с вечера припасена раскладушка. Перехитрить меня директору не удается. Сам он — в этом я абсолютно уверен — ни за что не уйдет с завода до конца субботника.
Окончился субботник сюрпризом. Минул трудовой день, минула трудовая ночь, и наконец все мы, выручавшие план, собрались за чайным столом в нашем заводском «райском» уголке. Разлили чай и, услышав звон чайной ложечки, устремили взоры на звонившего. Это был наш директор Иван Иванович. Он стоял, возвышаясь как гора над хлебосольным столом, и, если память меня не подводила, держал в руках ту самую тетрадь в целлофановых корочках, с которой приходил некогда к нам, пятиклассникам. «Собирается прочитать дневник Галины Андреевны», — предположил я и ошибся. Иван Иванович прочитал совсем другое, хотя тоже о войне. Вот то, что все мы услышали.
Рассказ начиная,
Прошу тишины.
Рассказ, как мальчишка
Бежал от войны…
В селе под Калугою
Жил он. Но вот
Немецкую бомбу
Принес самолет…
И бомба село то
Со света свела.
Остался мальчишка
Один из села.
Ему бы гранату,
Кинжала бы сталь,
Он храбрый! Он ими
Врага бы достал.
Но нет их. И он
Виноват без вины.
Решает мальчишка
Бежать от войны.
Не трусом, чтоб страхом
Себя торопить.
А чтобы оружие
В поле добыть!
Бежит он, а следом,
Круша тишину,
Немецкие танки
Толкают войну.
А сразу за ними
Фашисты ползут…
Осеннее небо
Роняет слезу.
И плачут березы
Листвою над ним,
Ну как им, березам,
Остаться одним?
…Дороги, дороги,
Дороги… Их три.
Сошлись три дороги,
Как есть три сестры.
Сошлись возле брата,
А брат, кто же он?
А брат — головастый,
Глазастый бетон.
По самую шею
Он в землю зарыт,
Но все на земле той
Он чует и зрит.
Как небо без грома
Грохочет грозой…
Как молят дороги:
«Прими и укрой.
Не дай нас ногами
Войне растоптать.
Сумей за нас, братец,
В беде постоять!..»
Глаза-амбразуры
Тревоги полны.
Какой-то мальчишка
Бежит от войны!
Что сделает мальчик,
Войдет ли он в дот?
Иль, страхом гонимый,
Сторонкой пройдет?
Не трус, видно, мальчик,
Подкрался, глядит…
И слышит вдруг: «Кто там?
Коль свой — заходи!..»
Вошел. Огляделся.
В стене три окна.
И в каждом — ладошка
Дороги видна.
И три пулемета.
Построены в ряд.
И на три дороги
В те окна глядят.
А где пулеметчики?
Надо их счесть.
«Один!» — и обчелся,
Один лишь и есть!
Немолод. Годится
Мальчишке в отцы.
И просит мальчишка:
«Возьмите в бойцы!
Я ленту заправлю,
Я воду залью,
Я шагу отсюда
Не отступлю!..»
«Я верю! — ему
Пулеметчик в ответ, —
Иной у фашистов
Дороги здесь нет.
И помощь была бы
Твоя хороша,
Как выйдут они
Под огонь блиндажа…
Но я, командир,
Говорю тебе «нет».
Есть служба другая,
Секретный пакет!
Его ты возьмешь
И отправишься с ним,
Войну обгоняя,
За Нару, к своим…
Но если в дороге
Без сил упадешь,
Пакет этот вскрой
И его уничтожь!»
Простился. И снова
Мальчишка в пути.
С секретным пакетом
Спешит он идти.
Но силы на убыль,
И голод грозит.
Чем ужинал нынче,
Тем завтра будь сыт!
Ну вот и ни капли
Уж сил больше нет.
Вскрывает мальчишка
Секретный пакет…
Но что это, снится
Голодному сон?
В пакете находит
Сухарики он.