— Эй, Сагайдак!
Нина вздрогнула и обернулась. Звала девочка, с которой она играла в «классы». Но откуда она знает, как ее зовут? А, наверное, из ее школы. Из октябрят. Она у многих была вожатой. Значит, есть предлог задержаться во дворе дома, где живет Иван Степанович. Предлог есть, а зачем он ей?
Нина не раз ловила себя на том, как подсознательная мысль опережала сознательную. Вот и сейчас, подчиняясь подсознательной мысли, она нашла предлог, чтобы задержаться в чужом дворе. Найти нашла, а зачем ей это, не знает? То есть как не знает? Не знала, до самой последней секунды не знала, а теперь — Нина даже вспыхнула от волнения, — теперь знает: чтобы предупредить тех, кто придет к Ивану Степановичу. Она вела в игре, когда во двор вошла женщина.
— Сагайдак? — удивилась вошедшая. — Ты чего здесь?
Но и Нина удивилась, увидев женщину и узнав в ней свою классную руководительницу. Та никогда здесь не жила. Может быть, переехала по обмену? Однако спросили у нее. Она и должна отвечать первой.
— Играю, — сказала Нина, оглянувшись на девочку, и убавила голос: — Как вожатая.
Женщина понимающе кивнула и сказала:
— А я к Ивану Степановичу. С починкой. Он теперь сапожничает…
Она подкараулила ее у ворот и пошла рядом. Шла и пыхтела, то разевая рот, то вскидывая глаза и все не решаясь на признание.
Волнение девочки не осталось без внимания.
— Что-нибудь случилось? — участливо спросила классная.
— Да! — сорвалась Нина. — Он не наш… Он предатель…
Учительница с состраданием посмотрела на Нину: кто-то про кого-то ей наговорил, вот она и терзается, подозревая этого «кого-то» в измене. Однако любопытно, кого она имеет в виду?
— Ивана Степановича.
Учительница рассмеялась:
— Сапожника?
— Не сапожника, а бывшего партизана, — сказала Нина.
Учительница остановилась и привлекла Нину к себе. Расстегнула на Нине пальто и, заправляя платок, будто для этого и остановилась, проговорила:
— Никогда никому не смей этого говорить.
— Что он предатель? — по-своему поняла Нина.
— Предатель — это наговор, — сказала учительница. — Он бывший партизан.
— Ой, — Нина чуть не заплакала, — не верьте ему, не верьте. Я сама видела, как он с немцем обнимался.
— С каким немцем? — учительница так посмотрела на Нину, что той стало страшно.
«Испугалась», — решила Нина и рассказала все без утайки.
Учительница, выслушав, стояла как громом пораженная.
Переживает, решила Нина. Еще бы! Узнать такое…
— Нина! — Взгляд у классной руководительницы был долгим, а голос тихим. — Нина, ты мне веришь?
— Верю! — сказала Нина.
— Пойдешь, куда я тебя поведу?
— Пойду, — сказала Нина.
— И ни о чем не спросишь, пока не узнаешь всего?
— Не спрошу, — сказала Нина.
Тот же двор, та же девочка во дворе и квартира в доме с рукописной табличкой на двери: «Кочин и К°. Сапожная мастерская». Кочин? Это же Иван Степанович. Но ведь он… Зачем же они к нему?..
Она вошла, прислонилась к косяку двери и со страхом уставилась на Ивана Степановича, который поднялся им навстречу. Учительница, войдя следом, плотно прикрыла дверь и с усмешкой сказала:
— Иван Степанович, а вы предатель!
Усмешка не подтверждала обвинение, наоборот, снимала его, но все равно Кочин насторожился.
— По сведениям? — спросил он.
— По сведениям этой девочки, — сказала учительница. — Она видела, как вы здесь вот, в этой комнате, обнимали немца.
Иван Степанович, услышав, не сразу нашелся что сказать. Наконец овладел собой:
— Это правда. Но как она могла?.. — И указал глазами на Нину, хрупким вьюнком прильнувшую к косяку двери.
Учительница, вздохнув, слово в слово передала ему то, что узнала от Нины.
— Моя вина, — сказал Иван Степанович.
Воцарилась тревожная тишина.
Бам… бам… бам… Нина, прислушавшись, удивилась: неужели сердце так стучит? Но глаза тут же нашли источник звука. В раковине мокла кожа. И на нее с барабанным боем капала вода.