— Жаль очень Витю, — сказал Юра.
— Очень! — сказал я.
— Да подождите, подождите! — закричал Степной, и во взгляде его появились и гордость, и торжество, и счастье. — Это ведь только начало!
— Как же начало, когда человек умер, — возразил Юра.
— Теперь надо для этого Вити что-нибудь сделать хорошее, — предложил я, — чтобы ему…
— Да подожди ты!.. — нетерпеливо перебил меня Степной. — Вот приходит, значит, Витя из больницы домой, а мать его в это время по телефону говорит с врачом больничным. И он ей сообщает, что состояние здоровья Витиного отца удовлетворительное!..
— Неправду сказал, да? — спросил Юра.
— Да в том-то и дело, что правду! — закричал Степной так громко, что, наверно, и на улице было слышно. — Оказывается, минуты через полторы после того, как Витин отец умер, к нему пришёл один замечательный профессор со своими помощниками. И он оживил Витиного отца!..
— Не может быть! Так не бывает! — воскликнули одновременно мы с Юрой.
— Может! Бывает! — торжественно, твёрдо сказал Лёва. — Профессор даже Сталинскую премию получил. Конечно, он не всегда, далеко не всегда может оживить… Даже очень редко. Но всё-таки может! И Витин папа жив. А я, ребята, решил стать помощником профессора… В общем, медицинский институт кончать. Правильно, а, ребята?
— Правильно, очень правильно! — одобрил Юра и даже потряс Лёвину руку, словно того уже приняли в институт.
— Правильно, Лёва! — поддержал я.
— Ребята, может, все вместе пойдём на медицинский? — предложил Лёва. — Вместе будем работать, как вы думаете? Здорово было бы…
— Не знаю… Я пока не решил. Ещё четыре года учиться осталось, подумать успею, — сказал Юра.
— Я ещё тоже не знаю… тоже подумаю, — ответил я.
— Знаете, ребята, к кому я сейчас пойду? — спросил Юра. — У моего папы товарищ есть. Его на войне ранило, и он неподвижный лежит. Читает, пишет, а двигаться не может. Я ему про этот случай с Витиным папой расскажу. Раз уж даже оживить человека иногда можно, так, значит, и для него наши врачи скоро что-нибудь придумают! Я пошёл, ребята.
— Знаете, — сказал Степной, провожая нас, — скоро будет в медицинском институте день открытых дверей — это когда всех пускают. Пойдём? И там мы сможем увидеть профессора, про которого я рассказывал. Хотите?
Мы сказали, что хотим, и попрощались. Юра пошёл навещать товарища отца, а я — на занятие кружка юных астрономов.
После занятия кружка, на котором Сергей Петрович очень понятно объяснил строение солнечной системы, а также дал мне задание начертить путь, который пройдёт планета Марс до следующего великого противостояния, я спросил у одного мальчика, с которым на занятиях сидел рядом, знает ли он Степного.
— Лёву? Знаю! — ответил мой новый знакомый. — Он к нам раза два заходил. Языком болтает здорово: «Я, говорит, на Луну полечу, я, говорит, хоть сегодня готов». А когда дал ему Сергей Петрович совсем простенькую задачу решить, так он сказал «решу» и больше не пришёл. А там только и надо знать, как измеряется на земле атмосферное давление. Я его, этого Степного, как-то на улице встретил. «Что ж, решил задачу?» — спрашиваю. А он мне отвечает: «Атмосферное давление мы в самом начале года проходили… Я уже не помню». Подумай, не помнит! Взял бы да повторил! Верно?
«Ещё как верно! — подумал я. — Верно-то, верно, а ведь опять мы с Юрой на Степного не повлияли».
И, придя домой, я сразу позвонил Юре.
— Юра, — сказал я, — я хочу с тобой посоветоваться, как с председателем совета отряда.
И рассказал ему всё, что знал об увлечении Степного астрономией.
— Он как встретит трудность, хоть самую маленькую, так сразу от увлечения у него ничего не остаётся, — закончил я.
— Не знаю, — ответил мне Юра. — Конечно, насчёт повторения с ним немедленно надо поговорить. А вот насчёт того, что трудностей боится… Может, он правда астрономией больше не интересуется? Может, он врачом настоящим станет? А? Вот пойдём с ним — это ведь на днях будет — в медицинский институт в день открытых дверей и обо всём по-дружески поговорим.