— Ну, да-к как же?.. — настойчиво потребовал он.
— Нимбусы. Высота — двести метров… Ветер порывистый до шестнадцати метров… К рассвету возможно прояснение…
— Гм, возможно?.. Печально… Всего хорошего, товарищ нимбус!.. — Он не хотел этого сказать, слово вырвалось нечаянно.
Оставшись одна, Вера чуть не зарыдала от обиды: разве ей не хотелось сообщить, что небо ясное, что ветер не больше четырех метров в секунду и погода будет держаться целый месяц?.. Пять месяцев подряд! Год!.. Проклятый туман!
Меньше всего ожидал Чикладзе встретить на лестнице командира отряда. Они молча остановились, и обоим стало как-то неловко. Хрусталёв досадливо махнул рукой, и комиссар понял его без слов.
— До полётов ещё целых три часа. Поедемте домой, поспим.
Так молча они и возвратились в авиагородок.
35
В полётной комнате старика одели в зимний комбинезон. От шерстяного подшлемника он отказался.
— Надень, надень, папаша, лицо отморозишь!
— Ничего. Борода тёплая… А ты не лети, — сурово обратился он к матери Андрея, — то не бабье дело!
— Вот враг! И всегда он против баб…
У ангара, работая на малом газу, ожидал самолёт. Андрей удивился, увидя чужую машину.
— Товарищ командир, кто летит с шефами? — Он ничуть не сомневался, что своих будет катать он.
— Сюрприз, товарищ Клинков!.. Летит новый пилот. Вы не видали его?
— Нет, — нахмуренно ответил Андрей.
— Вчера пробовал. Техника пилотирования хорошая.
Андрей самолюбиво отошёл в сторону: он уже заочно возненавидел соперника.
Закрываясь ладонью от струи ветра, Хрусталёв отдавал пилоту приказание:
— Высота четыреста метров!.. Один круг… Расчет с девяноста!
— Есть: высота — четыреста, один круг над городом, расчёт с девяноста!
Старик с любопытством потрогал крыло самолёта.
— Гм, а я думал, шо оно железное…
Его усадили в кабину и привязали ремнями.
— Удобно?
— Та куда там, як в санатории!
Через пять минут самолёт оторвался от земли. Старик сидел спокойно. Он пристально всматривался в круглое зеркальце, висевшее с правой стороны от летчика. Оттуда глядело на него румяное мальчишечье лицо, из-за полумаски очков лукаво поблёскивали глаза. Изредка машину подбрасывало ветром, но лётчик ловко предупреждал удары лёгкими движениями управления, сопровождая их улыбкой: у старика возникало впечатление, что покачивание самолёта зависело именно от этих улыбок. «Испытует, — решил он про себя, — ну-ну, нашего брата, шахтёра, не так-то просто запугать!» Старик неотрывно глядел в зеркало, тогда летчик показал рукой. Старик посмотрел через борт. Внизу, схваченный суставами переулков, медленно поворачивался заснеженный город. Старик смотрел так, как смотрят на собственные сапоги, — мысли его были заняты другим.
— Ты хлопец чи нет?.. — Наконец закричал он.
Лётчик, увидев в зеркало движения его губ, показал на уши и помахал рукою — ничего не слышно. Тогда старик погладил себя по щеке ребром ладони и крикнул:
— Бриешься?..
Летчик понял знак пассажира как просьбу: пройти бреющим полетом. Он рассмеялся, отрицательно покачал головой и нахмуренно указал на аэродром — без разрешения командира нельзя… Влететь может…
Старик же понял по-своему: «Чего брить, коли брить нема чего… Ишь, як нахмурил брови…»
Прошли пороховые погреба, и самолёт пошёл на посадку.
Выбравшись на землю, старик долго не отвечал на вопросы, наблюдая, как вылезает из кабины летчик.
— Так неужели ж баба?!
— Внучка, папаша. Военный пилот Маруся Нестерова.
Старик по привычке хотел сплюнуть, но как-то неожиданно для самого себя проглотил слюну и, потрясенный, пошагал к штабу. Он не сказал больше ни слова.
Появление нового пилота явилось событием не только для старика. Андрей, не веря глазам, разглядывал Марусю. Вот оно, оказывается, какой сюрприз готовил командир!.. Вот почему она не отвечала на письма! Нестерова стояла возле машины, засовывая под шлем выбившуюся, серебряную от инея, прядку волос.