«Тело доставить в авиагородок…»
«Чье тело?.. Моё?.. Глупая, глупая!» Он улыбнулся, сунул руку в перчатку, лег на борт кабины животом и стал сползать вниз. Очки запотели: он ничего не видит. Снять очки невозможно, руки заняты, он держится ими за борт. Решил покинуть самолёт вслепую, а на пути к земле протереть очки… Андрей медленно разжал пальцы…
Что такое?.. Он не падает!.. Быстро поднял очки: запасной передний парашют остался в кабине, а он, по другую сторону борта, повис у холодного кузова машины. Сильная струя воздуха тянет тело под стабилизатор. Руки каменеют от холода. Андрей попытался ухватиться за борт кабины и подтянуться, чтобы освободить парашют. Он упёрся обеими руками в фюзеляж и что было силы стал отталкиваться от самолёта. Рванувшись вниз, он одновременно нажал на левой руке кнопку секундомера.
Обозначая отрыв, Хрусталёв выстрелил красной ракетой.
Сначала Андрей падал вниз ногами, но потом голова перетянула. Скорость увеличивалась с каждой секундой.
Ветер режет глаза… Натянул очки: теперь всё стало видно… Собачий холод… Глянул на секундомер — прошло уже двадцать семь секунд. В ушах появилась боль. «Надо уравновесить давление на барабанную перепонку!» Судорожно глотнул воздух через рот.
— Ого-го!!
Трудно дышать… Опять судорожный глоток…
…И на Тихом океа-ане…Боль прошла. Перестал петь — боль опять возобновилась.
Пой, ласточка, пой!..Откуда эта старая песня?.. В детстве слыхал: пели откатчицы.
Пой, ласточка, пой!.. И на Ти-ихом оке-а-ане…Центр вращения пришёлся на парашют. Андрей, помимо своей воли, начинает вертеться штопором, перед глазами концентрическое месиво. Чтобы принять нормальное положение, он начинает регулировать полёт рукой и ногой: выбросил руку в сторону, и вращение остановилось. Ветер работает, как тормоз. Глянул на секундомер: минута тридцать семь секунд… Пора следить за землёй!
Пой, ласточка, пой!..Воздух дерёт горло, как спирт.
И на Тихом оке-а-ане… Свой закон…Проскочил сырую мглу облаков — облака быстро взметнулись вверх — и взялся за кольцо. Хочется вырвать!.. Так и тянет отбросить руку в сторону. «Взять нервы!»
Опять больно ушам.
И на Ти-ихом океане…Земля надвигается с чудовищной скоростью. Окраска предметов проясняется и густеет… Пора!.. Он дёрнул за кольцо: шёлк мгновенно пополз вверх белым столбом… Удар… Потемнело в глазах, и солнце показалось ему зелёным. Заплавали туманные точки и круги. Андрей поднял голову вверх, осмотрел купол — он был цел. От сильного рывка с левой ноги соскочил валенок и, кувыркаясь, быстро полетел на землю.
Его несло на железную дорогу. Поезд!.. Машинист тревожно выглядывал в окошко и безостановочно давал гудки. Андрей потянул руками левую группу строп и, придав парашюту косое положение, скользнул в сторону от насыпи. Парашют перевалился через телеграфную проволоку, и Андрей повис в метре от земли. Ветер надувал расправленный парашют, как парус, и Андрея медленно подтягивало вверх, к проволоке. Какое глупое положение!.. Поезд проходил мимо, из окон с любопытством глазели пассажиры. Как, однако, тепло на земле!
Через переезд проскочил автомобиль, мчались встревоженные члены комиссии.
Андрея спустили на землю. Липман сразу схватился за пульс.
— Ну и нервочки!.. Сто четыре!
Все наперебой поздравляли Клинкова.
— Висеть на проволоке — это не значит ещё приземлиться.
— Отколол номер!
Андрей молча складывал парашют: разговаривать ему не хотелось.
Тут же на старте сверили секундомеры. Чикладзе побежал с докладом к командиру части.
Маруся стояла невдалеке и ожидала, когда Андрей освободится. Он издали показал ей записку и погрозил кулаком. Она виновато отвернулась.
В полдень телеграф передавал в Москву сообщение о новом мировом рекорде комсомольца Клинкова.
49
Отряд, как вышедший на первое место в округе, вызывался в Москву для участия в майских торжествах. Все готовились к перелёту с охотой.
Гаврик по-прежнему мучился со своей бородой: каждый день по утрам он с отвращением разглядывал её в зеркало, борода росла жидкая, кустиками и рыжая, как табак.
Накануне отлёта в парикмахерской было людно. Старый мастер, обвязывая салфеткой горло Евсеньева, опытным глазом профессионала сразу определил его семейное положение.
— Вы женаты, — заявил он с мрачной уверенностью.
— Женат, а почему вы узнали?
— Шея давно не брита. Мелкая дисциплина падает… Холостяк никогда до этого не допустит.