— Э, не всегда, — засмеялся Евсеньев, указывая на Гаврика, — вот вам, пожалуйста!
— Неужели холостяк?
— Типичный. Но бриться ему нельзя.
— В приказном порядке носит. Командир части приказал.
— Хватит, — огрызнулся Гаврик, — и без вас тошно…
Мастер с ожесточением намыливал шею Евсеньева. Андрей, жалея Гаврика, отвёл разговор в сторону.
— Интересно, какое пространство волос вы выбрили за всю жизнь?
В авиагородке знали страсть парикмахера к арифметическим обобщениям.
— Пространство?.. Если сложить вместе все выбритые мною бороды, шеи и головы, то в сумме может получиться площадка, на которую свободно может сесть самолёт с небольшим посадочным пробегом, например типа «ньюпор» или «У-2».
— Гляди-ка, как разбирается!
— Следующий!
Не успел мастер намылить Андрею подбородок, как Алексеенко, просматривавший газеты, привскочил со стула:
— Хлопцы, Клинков!
— А ну, покажь!
— Читай вслух!
«Мировой рекорд летчика Клинкова! Сто двадцать восемь секунд свободного падения с высоты семь тысяч метров!»
Парикмахер застыл с раскрытой бритвой. Андрей слушал, не поворачивая головы.
«Летчик Клинков совершил с высоты семь тысяч метров затяжной прыжок, длившийся сто двадцать восемь секунд. За время свободного падения покрыто шесть тысяч семьсот восемьдесят метров. Температура при прыжке — минус тридцать девять по Цельсию. Пилотировал самолёт Хрусталёв».
— Это вы?! — Брови парикмахера залезли на половину лба.
— Он, он!..
Старик засуетился:
— Одну минуту, я для вас хорошую бритву достану!
Андрей испытывал чувство какого-то приятного неудобства. «Откуда в редакции достали мою фотографию, — думал он, — я им не посылал…»
В парикмахерскую, весело разговаривая, словно они всю жизнь были самыми неразлучными друзьями, вошли Хрусталёв с командиром части.
— Ну, Клинков, слава пошла, — сказал Мартынов, вешая на гвоздь кожанку. — Это по всему миру будет напечатано — и в Англии, и во Франции, и в Америке, и в Японии…
Евсеньев, уже с фуражкой в руке, ожидал, пока мастер выпишет счет. Старик высчитывал долго и наконец со вздохом заявил:
— Две тысячи двести шестьдесят…
Евсеньев чуть не выронил фуражку.
— Сколько?!
— Я подсчитал, что товарищ Клинков падал с крыши дома высотой в две тысячи двести шестьдесят этажей… В одном этаже — три метра. Я умножил время на количество метров в секунду и разделил на три. В секунду он пролетал пятьдесят три метра, или четырнадцать этажей с небольшим фронтончиком!
— В секунду четырнадцать этажей!
Мартынов расхохотался.
— Отлично, отлично!
— Наши вообще отличаются ото всех, — вставил Алексеенко.
— Чем же? — усаживаясь в кресло, добродушно спросил Мартынов.
— Кто чем. Бородой, например.
Не оборачиваясь, командир части в зеркало посмотрел на Гаврика.
— Я пошёл было навстречу его желанию, а бородёнка неважная вышла. Как вы находите, товарищ Хрусталёв?
— С такой и в Москву неудобно показаться…
— Пожалуй, придется сбрить, а?..
Сдерживая улыбку, Гаврик подтянул голенища.
— Намучился я с нею. Несколько раз хотел к вам обратиться…
— И почему ж не обратились?
— Стеснялся.
— Хо-хо! Чего ж вы стеснялись?
— Вы не в расположении духа были.
— Заметил!.. А знаете, от чего у командира расположение зависит?
— Знаю.
— То-то ж… Ну, а теперь как с дисциплиной будет?
— Каждый день буду бриться!.. Внукам закажу.
Уходя из парикмахерской, Андрей узнал от Хрусталёва, что отряд получил разрешение на залёт в Донбасс.
Гаврик вышел на улицу в праздничном настроении, не веря себе, он всё время ощупывал ладонью гладкий, глянцевый подбородок. Солнце нагревало белые стволы берёз, покрытых прозрачною сетью молодых листиков. Казалось, весь мир преобразился. Повстречать бы Нестерову!.. В авиагородке, кроме Хрусталёва и соседей по квартире, ещё не знали о её замужестве.
Маруся играла с Хрусталёвым в теннис. Выждав, когда она побежала за мячом в его сторону, Гаврик лихо перемахнул через ограду.
— Вот это прыжок, — восхищённо заметила Маруся, — забор-то почти моего роста…
— Я беру сто семьдесят, — скромно ответил Гаврик.
Взмахивая ракеткой, она крикнула:
— А без бороды куда лучше!
Проигравший Хрусталёв, обтирая платком лоб, пошёл в конец площадки, где висел на заборе его ремень. Маруся, поправляя волосы, присела на скамейку. Находясь ещё под впечатлением игры, она обожгла Гаврика таким жизнерадостным взглядом, что он приступил к делу без всяких околичностей.