В стране события, исторические, эпохальные, гласность, обсуждения, революсьон! – а меня астма потихоньку давит. И взгляды мои потихоньку меняются.
Еще из меня что-то можно выжать, еще я летаю, да и самому надо – деньги, деньги, деньги! Но уже взгляд не тот. Я уже душой пенсионер. Выработался.
Я честно отдал свое. И пока я в системе, то вроде еще человек. Но уйду – кому я в этом обществе нужен. 180 рэ в рот – и заткнись.
А в стране-то! А в Аэрофлоте! А в крае нашем, в городе! Уже и Федирку поперли, и Долгих, его покровителя. И Васина убрали. И законы новые! И политическая реформа! И сахар по талонам! И какие-то партконференции и решения…
А я вот почитал-полистал газеты, и сам себе думаю.
Как организовались наши большевички в партию, так и стали грызться. Так и до сих пор. Как ни возьмешь списки нашего Политбюро за все 70 лет, так там всё враги народа. Всё под себя гребли.
А чем нынешние лучше? Дорвались до власти и всё сводят к одному: мы власть не отдадим. Этажом ниже – удельные князья. Этажом ниже – аппаратище. И все хватают куски.
Кунаев враг народа, а в Алма-Ате есть парк имени Кунаева и памятник Кунаеву. И Политбюро себе молчит.
Ничего пока не меняется, на четвертом году перестройки. Одна говорильня.
Не партия всколыхнулась, не 18 или там 20 миллионов возглавили перестройку. Нет. Перестройка понадобилась верхушке. Шатается трон. Шатается сам строй, как оказывается, не самый лучший строй-то. И приходится чуть попустить вожжи, а народу вдолбить, что вот он-то, народ, как раз целиком поддерживает партию, а партии вдолбить, что она-то целиком и полностью поддерживает Политбюро, а Политбюро целиком и полностью за царя, а царь-то… А царь-то говорит: нет уж, власть-то мы не отдадим, какая-такая другая партия?
Вот и вся демократия.
Если бы партия знала, что висит над плечами другая, оппозиционная партия, со своей, отличной от нашей программой, что народ может выбирать и отвергнуть скомпрометировавшую себя партию, и ее программу, и ее функционеров, и ее генсека…
Но генсек тут же, говоря о разделении партийной и советской власти, немедленно ухватил обе, и вот он уже и глава государства, и все вожжи в руках, и еще лет шесть впереди. Жить можно.
А власть мы не отдадим. Власть – это незыблемый порядок вещей, пусть и в обрамлении и завитушках гласности, плюрализма и демократии. Пар выпускается, море бушует, а утес стоит. И миллиардик партвзносов ежегодно (до недавнего времени) – на приемы, баньки, дачи, бардаки. Сейчас – чуть поскромнее.
Партия выжидает. Горлопаны и борзописцы себе пар выпускают, но партийцы – миллионы взносоплательщиков – молчат, да и не способны осмыслить, не способны на движение. Платят, единогласно голосуют и получают за это вожделенный покой.
Уйду на пенсию – уйду из партии. Какой ей от меня толк? А… взносы! Так вот, раз уж я не трибун и не борец и хочу покоя, то и кормить их не хочу.
Если бы абсолютное большинство членов положило свои партбилеты, то тем жрать там стало бы нечего, и завертелись бы. Но… каждый боится репрессий: станут съедать на работе.
Недаром партконференция не приняла и даже не ставила на повестку дня вопрос о добровольном выходе из партии. Какие там собрались делегаты – да все те же функционеры, что от взносов кормятся.
А от меня партии толку – пшик. Уйду.
Надо пролетать еще полтора года. Пока не проявится новый закон о пенсиях. Меня единственно волнует: снимут ли потолки на дополнительный заработок пенсионеров. Кому они выгодны? Потолок – это узда. Узда – это власть.
Если снимут потолки, то я смогу устроиться на любую работу, куда позволит здоровье. Не пыльную, с минимумом ответственности, позволяющую вести свободную личную жизнь.
Медицина говорит, что мне не выжить в чадном городе. Мне надо в Крым. Но там меня никто не ждет, тем более без здоровья, пенсионера, нахлебника. Может, удастся где-то в деревне купить домик. Но для этого придется продать дачу и гараж, а больше я за всю жизнь не скопил. Я же летал не на проклятом Западе.