Надо было над торцом не прибирать 2 процента, тогда сел бы с выдерживанием, но, возможно, чуть помягче. А так воткнулся строго по Руководству, без того наслаждения, которое пилот испытывает на выдерживании. Но вполне сносно.
Ну, полупьяные пассажиры обблевали весь салон, а один бедняга не донес до туалета и выдал харч прямо на дверь… Все же болтанка их доконала. Попей-ка ее, родимую.
Рейс отдыха. Девочки отлично накормили, с бульончиком, с жареной на заказ курицей, белое мясо… Все же меня, мой экипаж, уважают.
В домодедовском вокзале фарца: поляки, предлагают товар; ну, купил Наде кофточку.
На обратном пути работал Саша, а я подремывал, просыпаясь от холода; Витя прел в жаркой кабине, а я мерз от окна; уже и отъехал, сколько возможно, назад, укрыл плечо чехлом от сиденья… Филаретыч только успокаивал: спи, спи. Ну, экипаж…
Как-то перемогся до Колпашева, читал книгу.
Дома по прогнозу обещали туман временами, а тут еще вылет из Москвы задержали на час. Но тумана не было, а был, наоборот, непредвиденный боковой ветер до 12 м/сек, как раз Саше тренировка. Ну, он волк старый, после полетов со мной заметно прибавил в мастерстве; я не мешал, но заход был все же для него сложноват. Кое-где чуть придерживал его, не давал уйти выше глиссады, хотя нас и норовило вышибить вверх; не дал и высоко выровнять при боковом ветре. Но все же нас поддуло и понесло над осью. Раз добрал, замер… нет, не зацепились… еще добрал… зацепились; ногу – хорошо по сносу… опустил нос, реверс… Да, тренировка хорошая.
Развез всех по домам, поставил машину под окном, упал и вырубился, мертво. Рейс отдыха…
28.10. Москва. День. Сумрачно. Дымка, снег, дают 0,34 на полосе. Заход в автомате с прямой. От Нижнего старался отстать от влезшего откуда-то однотипного – 10 км впереди и ниже нас. Отстали. Но на кругу, на прямой, он снова как-то оказался впереди нас, 12 км. Вошли в глиссаду, снег, нижний край давали 200 м; показались огни подхода, а борт все не освобождал полосу. Значит, катится до конца, может не успеть срулить.
Спокойно напомнил экипажу порядок ухода на второй круг: закрылки 28, шасси, фары…
Метров со ста угнали. Наверно первый раз в жизни так спокойно ушел, все сделал, все успел, установил режим полета по кругу… и вылетел на 600 м – отвык от низких, 400-метровых кругов, их уже почти нигде нет.
Ну, снова заход в автомате, ВПР, отключил автопилот… зебра, ось, знаки… и стал добирать. Замерла, еще добрал, знаки уехали под меня, еще, еще… так долго не парят…
– Да мы катимся! – сам себе вслух удивился.
Опустил ногу, попробовал тормоза – гололед. Ну, Москва есть Москва. Худо-бедно катились, строго по оси. Понял, что по косой, скоростной РД не успею срулить, не стал рисковать на скорости, поехал до конца. И впереди еще верста гололедной, нерасчищенной полосы, а сзади на глиссаде висит коллега, а скорость руления почти нулевая…
Ну, доползли до торца, гольный лед, накат. Коллега нервно запросил подтвердить посадку. Диспетчер буркнул: «Дополнительно». Я тут же перевел машину в плавный разворот на рулежку и крикнул: «Освободил!» Ну, борт успел сесть. Как ни странно, спина сухая.
Кое-как доползли до перрона. По закону подлости, всем на стоянку своим ходом, а нам – под буксир. А что такое тягач на льду? Правильно: корова. Полчаса нас судорожно, фрикциями, заталкивали на стоянку.
Одно колесо все-таки лопнуло. Не снесли, а провернулось на барабане. Черт его знает почему, но замечено: мягкая посадка – меняй колесо, особенно на «бешке». Но у нас, наоборот, «эмка». И корды все целые, а лопнуло.
А посадка, точно, бабаевская. Старался же: снова вез экипаж, с Ил-62.
Обратно летели, поспав шесть часов; опять задержка: снегопад. Два часа ждали облив, обдув, буксир. Порт работал – ну прям почти как у Хейли. Ну, ухряли, и слава богу. Домой – спокойный полет. Понравилось спокойное пилотирование Толи Плякина. Для «элочника» – отлично.