Я попросил убрать еще на ступень яркость ОВИ. Диспетчер подумал и выключил их вообще, оставив только прямоугольник полосы. И правильно: сразу стало легче.
Коля коснулся. Как пальцем пробуешь, горяча ли вода в ванне. И на цыпочках мы заскользили по пупку. Алексеич снова напомнил – да и мы все в голос сказали: бережем, бережем ножку… Плавненько, в четыре руки, опустили ее; Витя аж похвалил, что плавнее не бывает. Ну, молодцы, ребята.
Разворот на 180 нам предстоял далеко впереди, на сопряжении, но тут вышел на связь борт на четвертом развороте, удаление 15. Угонят ведь его, пока мы тут на гололеде развернемся, да доедем до 2-й РД, да освободим ВПП.
В тусклом свете фар замаячил конец расчищенной части полосы; дальше укатанный до блеска снег со льдом.
Я понял, что надо срочненько использовать свое мастерство. Извинившись, забрал тормоза, прижался к обочине и ввел машину в разворот, как я это уверенно умею делать. И еле-еле вписавшись, оставив фонари противоположной обочины глубоко под собой, развернул машину, мелкими тычками притормаживая левую ногу и подкидывая третьему двигателю аж до 85. Добавил первому и с разгоном скорости отдал тормоза Коле. Коля заметил, что разворот, пожалуй, и для него не представил бы проблемы…
Ага. Щас. Какой ты ни способный, простенькие задачки щелкаешь, но серьезную задачу, в условиях дефицита времени, с гарантией надежности, можешь и не решить, да еще в эйфории после удачной посадки. Тут риск беру на себя я, со всем моим опытом; а ты давай, давай, быстренько мчись ко 2-й РД, да гляди ж, не проскочи.
Борт висел на глиссаде. Удаление 7… ага, это высота 350. Удаление 5… подходит к дальнему.
Замаячили огни перрона, где-то здесь поворот… сугробы… Ага, вот, вот синий огонек… тормози, проскочим же!
Коля плавно обжал тормоза и на пределе возможного сочетания скорости, сцепления колес, радиуса разворота и сопряжения подчищенного бетона с голым льдом срулил-таки на РД. Ну, лихач, язви его…
Борт взревел реверсами у нас за спиной.
Да. Это, конечно, не мальчик. Будет лихой, хваткий капитан. Только бы господь хранил его от приключений, хотя бы первую пару лет, чтобы окреп, чтобы появилась уверенная осмотрительность.
Ну что ты слюнявишь. Ну, слетал, ну, сел, ну, развернулся. Сотни и тысячи пилотов решают эти задачи молча, без восторгов. Сел – да и хрен с ним…
Нет, не могу. Я – романтик, и останусь им до могилы. И Коля, при всей его житейской практичности, такой же романтик неба, и так же пьянеет от удавшегося полета, и мечтает о новом. И будет давать летать своему второму пилоту. Если меня спишут, то мои ворчуны с удовольствием пойдут к нему в экипаж. Мы же все по кирпичику лепим из него Капитана. Это идеальный вариант преемственности, как пишут в красивых книжках для умненьких деток; тут сама жизнь дала пример, как должно быть. К такому должны стремиться все.
Я с Солодуном летал – Солодун меня вводил. Евдокимов летает со мной – и введу его тоже я.
Да пош-шел ты. Идеал тоже. Разберемся в гаражах с преемственностью.
В баках упавшей «элки» нашли воду: 100 мл воды на пол-литра керосина. Вот и причина отказа. Тот, кто сливал и проверял перед вылетом отстой, сядет в тюрьму. И это справедливо.
Вчера перед вылетом Филаретыч проверял лампочки КЛСРК, укрепляемые на спинках пилотских кресел, – ни одна не держится в гнезде, и в полете ему не подсветить свой штурманский столик. Слепая кабина у нас, все знают.
Вызванный специалист явно торопился на служебный автобус – кончалась смена. Витя объяснил, что лампочка ему в полете необходима, а задержка рейса до новой смены нежелательна. Тот ответил, что надо менять все пилотское сиденье вместе с лампочкой. Пусть все-таки эти займется та смена. Витя, как это он умеет, поставил человека на место так, что человек быстренько попросил у экипажа (!) пассатижи и отвертку, в две минуты отвинтил штепсельный разъем и заменил лампочку с гнездом, взяв ее с другого, не так нужного в полете места кабины. И всё, расшаркались. И человек успел на автобус.
Вот отношение к своей работе. И тот, кто торопился на автобус и не проверил отстой на несчастной «элке», пойдет в тюрьму.
Оксана подцепила в больнице грипп, лежит дома, мы проведываем. Взахлеб рассказывает о своей работе, как трудно, как мрут больные от нехватки лекарств, от невыполнения врачебных назначений, от равнодушия персонала. Бьется за жизнь больных – она же врач; бьется с бардаком, требует, наводит порядок. Она на своем месте. Ну да и Игорь такой же. И у него деньки выпадают нелегкие: вот шесть операций за день выстоял, а еще же и ночных дежурств набрал. И все за ту копейку
Дети вкалывают. Мне Филаретыч жалуется на ленивую невестку: бездельничает, бросила учебу… А я своими горжусь. Они не выгадывают, они порядочные люди и не хотят быть пришей-пристебаями.
Они не воруют. Что может украсть врач? Вытащит больного, тот со слезами благодарит: доктор, вы мне жизнь спасли… сует бутылку, коробку конфет…
Да, именно так: Оксана уже который раз спасала людей от верной смерти. Она свято бьется за спасение, она не брезгует раздышать рот в рот умирающего человека… Я восхищаюсь и горжусь своей дочерью.
Нет, мы с Надей совсем недаром прожили жизнь: один наш ребенок стоит иных десятка. Но в него и вложено, как в десяток.
Вчера по телевидению Олег Табаков давал интервью. Созвучная мне мысль: кайф от успеха ученика повыше кайфа от собственного успеха. И еще созвучнее: ради них, молодых, приходится отрывать от себя – кто ж их научит.
Так и хотелось добавить: им же больше хочется!
Ну, сделаю я еще один отличный полет. Ну, наслажусь. Но мое наслаждение уже потеряло огонь первой любви. А как же остро чувствует радость обладания молодой, талантливый мастер. Как сильно ему хочется еще и еще… Дело молодое, понятно…
Так надо отдавать.
Нет, иные старые козлы и в могилу все под себя гребут. Им отрывать от себя и отдавать – тяжело. И наступает застой.
Спрашивается, зачем нам эта порядочность, когда кругом все рушится.
Не все рушится. И старое рушится не само по себе. Рушится оно ради таких вот порядочных людей, как наши дети. Мы должны вдохнуть в них и поддержать дух порядочности, чтобы они, в свою очередь, передали его внукам. На развалинах гнилого дома надо возводить крепкое новое здание. Больше я ничего сказать не могу.
20.02. Провез Володю В Алма-Ату. Несмотря на то, что он туда на Як-40 летал раз пятьдесят, две провозки на Ту-154 я ему обязан дать.
Весь полет машина подкидывала ребусы. То отказывала контрольная МГВ и гасло табло «Исправность АБСУ», причем, дома еще, вызванный специалист зажег табло ударом кулака – надо этот прием запомнить. А то, уже в Алма-Ате, вызванные же специалисты погасили табло «МГВ контрольная» дополнительным арретированием плюс дополнительным обнулением БКК – табло погасло, а «Исправность АБСУ» горела ровно столько, чтобы мы смогли взлететь; после взлета все снова отказало.
Дома Володя рулил, вихляя машину так, что девчат на кухне наверно сбрасывало с контейнеров, – что поделаешь: «эмка» с заедающей «балдой»… Расчет снижения получился хороший, заход и посадка, с моими, довольно навязчивыми комментариями, удались. Особенно я его долбал за ось, ось, ось ВПП; ну, поймал он эту ось.
Сели; давай же разворот на 180. Кое-как, боком, боком, он ввел ее во вращение… и не вывел из него. Стали выписывать вираж на полосе. У чем дело? Я выхватил тормоза, убрал газ. Машина не управлялась от передней ноги. Ну, так выключай же ногу и рули как на Ан-2, на тормозах.