Больница мне понравилась.
После асфальтовой, сухой и шершавой, петли дороги (внутри петли — пожарный пруд) выхожу в открытое, сквозящее пространство. Широкое шоссе. Мимо катят автобусы с паломниками.
Вот он, парадный въезд в Ясную: вдоль большой трассы[7] на подъезде к усадьбе выстроились слева и справа широко расставленные, писанные маслом виды.
Слева на небольшом подъеме в кружевах дерев прячутся невысокие строения; главное из них — школа, она стоит выше остальных, к ней ведет лестница, на верхней площадке которой помещается (очередная, белая) статуя Льва Толстого. От этого вид школы, несмотря на всю ее скромность, обретает монументальные, гордые черты.
Почему-то, глядя на нее, я вспоминаю, как в Москве смотрит на Кремль знаменитый дом Пашкова.
Тогда напротив нее должен быть здешний кремль — так и есть: справа, от самой обочины дороги медленно вверх поднимается очень пологий, правильно округлый «Боровицкий» холм.
Как будто поверхность земли раздвигает необъятный шар-монгольфьер: вот-вот откроется верхушка малой планеты. Самая-самая верхушка; окружность почти незаметна. Но ощущение определенное: здесь растет особого рода сфера. Пологий холм, он же полюс скрытой планеты, весь зарос лесом.
По приближении выясняется, что лес огорожен высокой парадной решеткой, и вообще это не лес, а парк: между стволов угадываются дорожки, затем проступают широкие ямины глазниц — в них прячутся пруды; отсюда, с дороги, воды не видно. Этот «кремлевский» холм, вершина таинственной планеты, этот с закрытыми глазами парк и есть Ясная Поляна.
Строений пока не видно.
…Я стараюсь отвлечься от скороговорки экскурсовода, для того и выдумываю местные «дом Пашкова» и «кремль»: нужно сменить ракурс, иначе так и останешься в кругу готовых глянцевых открыток. Они, конечно, хороши, эти открытки, но мне почему-то необходимо заглянуть за них; понятно, почему — я знаю (подозреваю, что знаю) «главный секрет» Толстого. Я приехал в гости к большому фокуснику, который огородил себя стеной из бумаги, теперь обратившейся частоколом открыток, которые к тому же все аккуратно подписаны — открытки-тексты.
Но я уже отметил кривизну «кремлевского» холма: его пологий очерк — слишком пологий, чтобы поместиться на одном снимке, — неудобен для выставки фото; то и дело плоские прямоугольники съезжают по склону с положенных мест, обнажая изнанку Ясной — студенистое тело планеты, едва удерживаемый чугунной оградой рыхлый кремлевский холм.
Белые башни ворот качаются, перескакивая мгновенно с одной открытки на другую, их слоновьи ноги, осыпая побелку, переступают неслышно по наклонному языку асфальта.
Они и в самом деле хороши; теперь понятно, откуда взялся этот белый (бумажный) стиль, в котором выстроены больница и школа: обе списаны с этих двух башен.
Дальше я заблудился. Сразу, едва вошел.
С одной стороны, произошел какой-то анекдот: архитектор заблудился (в трех соснах, четырех домах). Стыдно, ей-богу, мог бы заранее разобраться в плане усадьбы.
С другой стороны, нужно как-то оправдаться — я разбирался в другом, метафизическом толстовском плане. Невидимом, потустороннем, который в иных случаях важнее реального.
Еще соображение (оправдание): я намеренно не исследовал план, не сличал дежурные фото Ясной, чтобы при встрече взглянуть на нее непредвзято, без прикрас и экскурсионных предуведомлений.
Но в глубине души я признаю, что виноват, оказался чересчур самонадеян. Что же, думал гордый архитектор, неужели я не разберусь в устройстве классической усадьбы? Все они типологически равны; классический, симметричный план меня ожидает (детали второстепенны): пруды, сады, в центре дом с колоннами, под портиком, сохранности, наверное, неплохой — все-таки усадьба Толстого.
И как будто так и пошло сначала: белые ладьи ворот, за ними деревья склонили к воде желто-зеленые пряди. Слева открылось зеркало большого пруда. Я двинулся далее; пруд тяжело дохнул стоящей водной толщей. Очень вовремя (по плану) глазам открылась длинная светлая аллея между двумя рядами берез — Прешпект.
О Прешпекте я читал и слышал много, отчего несколько взволновался.
Тут случился первый сбой: взглянув в поднимающуюся глубину аллеи, я не обнаружил в ее конце большого господского дома. В створе берез колыхалось нечто смутно-зеленое без признаков архитектуры.
Деревья очень высокие.
7
В свое время это была большая Киевская дорога, главная тогдашняя трасса из Москвы на юг. Ясная Поляна воротами выходила прямо на бойкое шоссе. Теперь большие дороги далеко обходят Ясную; осталось только неясное ощущение (в памяти пространства) — здесь пролегла глубокая колея. Сегодня она по самые края залита тишиной.