====== 1. Свои птицы в голове ======
1.
— Ну что? — спрашивает Тамара Геннадьевна, взяв длинную и тонкую указку в пальцы. — Не вижу леса рук, четвёртый «А». Кто-то может решить этот пример?
Как обычно, в такие моменты четвёртый «А» замолкал — воцарялась тишина. Доносились с улицы звуки далёких машин, крики классов, занимающихся физкультурой и первоклашек, которых уже отпускали по домам. На подоконник приземлился взлохмаченный голубь. Походил туда-сюда, покивал и улетел.
— Я могу, — над классом взлетела рука.
Среди ребят пронёсся шёпоток: «Рыжая…»
Тамара Геннадьевна кивнула:
— Если больше идей нет… Выходи, Павленочка, покажи классу, как ты решила.
Пашка спокойно встала, взяла тетрадь, подошла к доске, искусно миновав все выставленные подножки. Взяла мел и вписала после примера число, которое получилось в её вычислениях.
Повернула голову и посмотрела на учительницу.
— Правильно, — кивнула Тамара Геннадьевна. — А теперь сотри ответ и напиши, пожалуйста, как ты решила.
— Вот так, — Пашка повернула тетрадь так, чтобы ей был виден решённый пример.
Глаза Тамары Геннадьевны за острыми очками несколько секунд скользили по листу. Затем учительница развернулась к столу.
— Садись, Павлена. Мы так не решаем.
— Но у меня получилось правильно.
— Я вас совершенно не этому учила! — возмутилась учительница. — То, что у тебя тут накалякано — бред сивой кобылы. Я делаю вывод, что ты откуда-то списала.
Спорить было бесполезно: развернувшись, Пашка закрыла тетрадь и пошла прочь. На этот раз она забыла про подножки, а одноклассники, к сожалению, не забыли: Пашка рухнула промеж парт и весь класс захохотал.
— А ну замолкли! — прикрикнула на них Тамара Геннадьевна, хлопнув по столу. — В этом нет ничего смешного!
Все притихли.
За окнами стояло тёмное зимнее утро. Класс клонило в сон, одна только учительница со смешной фамилией Бобых была бодрее всех живых. Взяв мел, она написала на доске уравнение, заданное на дом и постучала по нему указкой. На звук уравнение было ещё отвратительнее, чем на вид.
— Просыпаемся, седьмой «А»! — голос у Бобых тоже не был райской мелодией, особенно когда она его повышала. — Честно признавайтесь, кто не решал?!
Над классом плавно поднялось несколько робких рук.
— Все — дневники мне на стол. Значит, остальные решали. Так чего сидим? Кто может показать, как решить?
— Я могу.
По классу прошёлся еле слышный шёпот: «Бритая…».
Павлена Романова, семиклассница с короткой стрижкой — почти «ёжиком» — и угрюмым выражением лица, медленно поднялась с места, взяла с парты мятую тетрадь без обычной клеёночной обложки, и пошла к доске. По пути специально пнула тяжёлым ботинком неаккуратно поставленную подножку. Выставивший её Рубенцов шёпотом выругался. Естественно, Бобых всё услышала: помимо своего громкого голоса она, когда нужно, обладала ещё и феноменальным слухом.
— Рубенцов, это что за выражения?! Дневник на стол, живо!
— А чё я сделал, чё эта дура пинается?!
Проигнорировав и Рубенцова, и Бобых, Пашка подошла к доске, взяла мел и в точности переписала из тетради записанную формулу, добавив в конце ответ.
Спустя несколько секунд у Бобых отвисла челюсть.
— Через дискриминант?! Романова, ты что, совсем больная, мы его ещё не проходили?!
— Ну и что, — Пашка пожала плечами, кладя мел обратно. — Ответ-то правильный.
— Но решила ты его неверно! — настояла на своей глупой истине Бобых, хлопнув по столу стопкой захваченных за последние минуты дневников, незаметно перекочевавших на её стол. — Мы ещё не проходили решение по дискриминанту. Значит, ты откуда-то списала.
— Да ниоткуда я не списывала, я сама решила! — крикнула ей в лицо Пашка, топнув тяжёлым ботинком так, что на соседних партах подскочили карандаши. — Если я умею решать так, то на кой-чёрт мне…
— Ты ещё со мной поспорь! — взвыла Бобых во весь голос так, что стёкла задрожали. — Как я говорю, так и надо решать, понятно тебе?! Дневник на стол, и вон из класса! И на урок не возвращайся!
— Десятый «А», тихо, я сказала!!!
Не сказать, что после этого класс окончательно притих, но хотя бы бумажки на задних рядах летать перестали. Тяжело вздохнув, Раиса Лаврентьевна — она же Бобых — перевела взгляд с верхушек деревьев за окнами на шумный и непослушный десятый «А».
— Начнём с домашнего задания, — произнесла она, раскрывая методичку. Судя по её лицу, последнее, что ей сейчас хотелось делать — это вести один из заключительных майских уроков у десятого класса, разъясняя примеры и задачи, которые им в этом году не пригодятся, а в следующем уже благополучно смоются из голов даже самых прилежных отличников. — Кто-то решил?..
— Я, — и над классом взлетела рука в чёрном браслете.
Бобых неодобрительно поморщилась. По классу прошелестел шёпот: «Лысая…».
— Кто-то ещё?
Никто больше желания не изъявлял: все отличницы на первых рядах знали, что Раиса Лаврентьевна всегда придирается к любому решению, будь оно даже самым правильным. Только классная отличница Гульвира (по прозвищу «Костыль») всегда решала всё правильно — но сегодня её в классе не было.
Бобых вздохнула.
— Ну выходи, Романова… «Блесни» знаниями.
И с места поднялась почти что взрослая Пашка: широкоплечая, в мешковатой кожаной куртке, с браслетами на руках, и главное — совершенно лысая. Над правым ухом, в котором блестел чёрный пирсинг, был приклеен пластырь.
— Как тебе не стыдно в школу в таком ходить, — неодобрительно произнесла Бобых, морщась, как от святой воды.
Полностью её проигнорировав, Пашка вышла к доске даже без тетради. Без единой подсказки выписала на память длинный пример, любому обещающий массу вычислений, но после знака «равно» не стала ничего высчитывать, а нарисована незамысловатую фигуру из двух кружков и овала. Довольная донельзя, посмотрела на Бобых с очаровательной улыбкой.
— Ну теперь правильно?
Весь класс загоготал, а Бобых стала почти что багровой.
— РОМАНОВА, ВОН ИЗ КЛАССА!!!
Именно такой выросла Пашка Романова, среди одноклассников именуемая то «Рыжей», то «Бритой», а с девятого класса и вовсе «Лысой». Не преуспевшая в хорошей учёбе и примерном поведении, Пашка преуспела в подобных выходках, драках с одноклассниками, прогулах и прочем, за что никого никогда не хвалят. С ней проводили уже десятки «исправительных» бесед, однако ни одна из них, кажется, не возымела на Лысую никакого эффекта.
Пашка давно поняла, что всё, ради чего выкладываются эти подлизы, вечно сидящие на первых партах, не имеет никакого значения, если это нужно просто для того, чтобы сдать финальные экзамены и попрощаться со всей образовательной системой с её девятью кругами. Нет никакого смысла читать книги, которые я не хочу читать. Нет никакого смысла решать уравнение одним способом, если я знаю три других. Школьные учителя терпеть не могли выхода за рамки, потому что попросту не знали, что с ними делать, а потому всё «образование» летело к чертям.
Не добавляли любви к школе и одноклассники, присваивающие Пашке одну кличку за другой. Стоило ей перестать быть «Рыжей» — так мерзотный Рубенцов обозвал её «Бритой», и кличка снова прилипла намертво. Окончательно выйдя из себя, Пашка сурово его избила, а когда поняла, что от клички её это не избавит — побрилась налысо.
Естественно, криков от родителей и учителей было выше крыши, и эффект в виде новой очевидной клички был ожидаем, однако больше Пашку это не беспокоило. Найдя себе друзей вне школы, таких же отпетых раздолбаев, она стала тем, кем стала — и её это вполне устраивало.
…Так уж вышло, что Бобых, не задумываясь, погнала её из класса в самом начале урока. Помимо алгебры в расписании стояла ещё и литература, но Пашка махнула рукой: всё равно злополучных «Отцов и детей» она так и не дочитала. Так что, закинув сумку на плечо, Лысая с довольной улыбкой покинула школу, подставив лицо тёплому майскому солнцу.
Погода на улице была просто загляденье, поэтому Пашка сбросила с плеч кожанку и сунула в сумку, оставшись в белой мятой рубашке с короткими рукавами да спортивных штанах. Выйдя за школьные ворота, она ещё немного повозилась, достав из сумки наушники, и двинулась в путь, только когда в ушах заиграли гитарные струны.