Дома делать было нечего, так что Пашка направилась в местный парк, в глубине которого находилось полуразвалившееся заброшенное здание неизвестного происхождения. Никто не знал, что в нём было раньше, автодром, шахматный клуб или какая-то лаборатория, однако заброшка размером с небольшой стадион часто привлекало разного рода компании. И сейчас Пашка направилась туда в надежде, что там есть кто-то из её знакомых.
Удача её не подвела: здесь были Кир и Сумчик. Забившись в угол, эти двое над чем-то склонились и явно не ожидали, что кто-то к ним присоединится.
— О, кто это к нам пожаловал, — вместо приветствия сказал Кир, и голос его эхом разнёсся под сводами заброшки. — Лысая уроки прогуливает. Нехорошо!
Кир учился на первом курсе местного ПТУ, ростом был чуть повыше Пашки, тоже бритый, с еле заметным беленьким шрамом на виске. Косил от армии, как мог, но все вокруг поговаривали, что ему недолго осталось. Сидящий рядом с ним Сумчик был молчуном: никто толком не знал, где он учится, где живёт, чем занимается, известно было только его настоящее имя — Прохор Сумин. Его ни разу не видели ни в каких других компаниях, а тусовался он только с ними, так что Сумчику верили, как своему. Кроме того, он неплохо разбирался в электронике — один раз даже починил чей-то компьютер. Впрочем, это были только слухи.
— А вы что тут делаете? — спросила Пашка, снимая наушники и подходя к ним. Впрочем, она и сама увидела, что: эти двое развели небольшой костёр, над которым соорудили из валяющихся повсюду металлических прутьев перекладину; на неё повесили какую-то каску, в которой сейчас булькала вода: там закипал «Доширак».
— Жрать готовим, — коротко ответил Кир. — На троих маловато будет, так что извини.
— Забей, — махнула рукой Пашка, скидывая с плеча сумку. — Я и сама-то не очень хочу.
— А чё школу прогуливаешь? — Кир чем-то помешивал варево в каске, и это поубавило и так небольшой желание Пашки есть оттуда что-либо. — Наругают ведь нашу отличницу.
— Пошёл ты, — ухмыльнулась Лысая. — Меня Бобых опять попёрла. Карга старая.
— Уууу, — Кир покачал головой. — Сурьёзно. Ну чё, Сумчик, есть идёшь?
Вместо ответа Сумчик показал Киру приготовленную пластиковую вилку, которую он для порядка даже протёр, предварительно на неё поплевав.
— Приятного, — поморщилась Пашка, наблюдая за скромной трапезой. — А где воду-то достали?
— Сумчик с колонки принёс.
Пока они молчаливо ели, Пашка уселась прямо на пол и задумчиво посмотрела на щель в крыше, сквозь которую была видна качающаяся от ветра листва, да небольшой кусочек синего неба. Кое-где на другом конце зала сквозь стены проникали и солнечные лучи, в которых была видна летающая пыль. Что и говорить, здесь было куда лучше, чем в школе, и о своей выходке Пашка нисколько не жалела.
— Лысая, есть сижки? — спросил Кир, видимо, наевшись. Лысая покачала головой: курила она редко, но иногда специально носила с собой полную пачку, чтобы угостить друзей. Как ни странно, родители так её ни разу и не обнаружили — возможно, именно потому что Пашка не очень-то старалась прятать.
— Последнюю бомжу отдала.
— Это какому? Палычу?
— Ему, да. Сегодня иду мимо, а он Вольтера читает. На свалке, говорит, нашёл. Ну и попросил сигу.
— Жесть, — едва ли Кир знал, о чём говорит Пашка, но сделал вид, что всё понял. Встал с корточек, отряхнулся, потянул руки. Выдал что-то вроде «курить охота», а затем сказал:
— Гоу, народ, до Полтинника.
— Что ты там забыл? — спросила Пашка, вставая и поднимая за собой сумку. — На Клоунов давно не нарывался?
— Да пошли они, — махнул рукой Кир, поморщившись. — К Серёге заскочим. Он мне ещё с прошлой недели косарь должен.
«Полтинником» назывался не самый благополучный район в городе, куда Пашка с компанией изредка наведывались. Там заправляли ребята, называющие себя «Клоунами». Те, кому не повезло нарываться на них, никогда больше не смеялись над странным названием — оно их скорее бросало в дрожь. Клоуны были всем известны своим отвратительным чувством юмора: как-то само собой получалось, что среди них то и дело встречались настоящие моральные уроды, рядом с которыми Кир казался образцом честности и порядочности.
Пашка их не боялась, потому что никогда не ходила в Полтинник одна, однако знала, что, как ни иронично, шутить с «Клоунами» не стоило.
2.
Серёга Карбышев жил холостяком в прокуренной до самых обоев однушке, и зачастую являлся основной причиной посещения ими Полтинника. Работал Серёга в автосервисе, в режиме «два через два», и Пашке он в каком-то смысле даже нравился. Не внешне, потому что Лысая по себе знала, что судить людей по морде лица — себе дороже. Но Серёга привлекал — и одновременно настораживал — какой-то своей внутренней непринуждённостью, тем, что ни к чему будто бы не был привязан: мог спокойно отказаться идти, когда его куда-то звали, если он не хотел, и хоть пол под ним тресни, Серёге было всё равно. Работу менял одну за другой, и, что удивительно, никогда не знал проблем с поиском новой. Гостям никогда не отказывал, даже если среди них были новые лица, и варил просто до невероятия крепкий — но вкусный! — кофе. Эта Серёгина черта характера — неприкаянность, почти что легкомысленная беспристрастность ко всему — одновременно и притягивала, и заставляла держать с ним ухо востро. Поэтому Пашке он нравился, но она понимала, что они точно никогда не станут крепкими друзьями. С кем, с кем — но только не с этим человеком, спокойно дрейфующим между всеми берегами разом, но ни к одному не привязанным.
В этот день он был дома, и небольшую компанию принял к себе без лишних вопросов. Поставив чайник, он взял с холодильника пачку сигарет и сразу протянул одну Киру — как будто знал, чего тому не хватает.
— Благодарствую, — шутливо ответил тот, закуривая. Кухню тут же наполнил сероватый прозрачный дым.
Серёга молча оглядел своих гостей и вдруг спросил:
— Лысая, поранилась?
Это он про пластырь на виске. Пашка поморщилась, притронувшись к нему пальцами.
— Татуху набила.
— Нихера, — уважительно сказал Кир. — А чё набила? Покежь.
— Болит, зараза. Завтра покажу.
— А что набила-то? — повторил вопрос Кира Серёга.
Пашка хмуро посмотрела на него.
— Не скажу. Потом сам узнаешь.
Серёга не стал спорить, сделав ещё одну затяжку. Что-то вспомнил, сунул руку в карман и достал мятую купюру.
— Возвращаю.
— Во-от это по-нашему, — сквозь зубы с сигаретой сказал Кир, забирая долг. — А чё, не работаешь сегодня?
— Завтра выхожу, — в голосе Серёги читалась ленивая расслабленность, как будто он уже курнул травы до их прихода. А он мог: один раз, когда они к нему пришли, по всей комнате растянулся сладковатый, обволакивающий сознание дым, а сам Серёга клятвенно заверял всех присутствующих, что посреди комнаты сидит енот и не даёт ему пройти. Куда именно пройти — было неясно, хотя бы потому что Серёга в тот момент вообще никуда не шёл. — Денег опять нет ни хера. Ребят, вы бухать не собираетесь, не?..
Разговор продолжался в той же ленивой манере. Пашка, порой вставляющая в разговор свои пять копеек, изредка поглядывала на Серёгу, стоящего спиной к окну и опёршегося на подоконник копчиком. И думала: вот вроде почти взрослый мужик, за двадцатку точно, вроде и работает, и друзья есть, и деньги, и квартира, — а иногда смотрит вокруг себя так, будто вообще не знает, что он здесь делает. Растерянно и странно. Пашка не собиралась его ни о чём спрашивать — не принято было лезть в чужую жизнь, неправильно. Да и Серёга наверняка ничего не скажет, только отшутится.
«Если подумать, у Кира тоже бывают такие глаза, но гораздо реже. Меня что, тоже это ждёт?..»
Мысли о собственном будущем, которые так усердно вдалбливали ей взрослые, Пашка отгоняла от себя вшивой метлой. Она знала, что поступит после школы в какой-нибудь вуз, и знала, что если там будет то же самое, что в школе, то ходить на лекции она не станет вовсе. Уж тем более, если поступит на бюджет, а Пашка знала, что поступит. Она не понимала своих знакомых, которые умудрились попасть на бесплатные места, и при этом ещё и на пары ходят. Вам что, в жизни совсем заняться нечем?