Секунды не прошло — Пашка взлетела, встав между матерью и Зайцем.
— Мам, не надо, он ходить не может!
— Отдавай его в приют, я за ним дерьмо убирать не собираюсь! Ты за псом этим ухаживать не в состоянии, а ещё всяких вшивых…
— ХВАТИТ!!! — зло выкрикнула Пашка, топнув ногой так сильно, что люстра задрожала. Наступила звенящая тишина. Обида накалилась до предела. Ладно она, злобу матери на тату Лысая ещё могла понять, но несчастный Заяц был совершенно ни при чём, и отдавать его в приют, где на лечение и заботу обычно клали гигантский болт, она точно не хотела. Как не хотела и доводить до слёз мать — которая, кажется, была к тому близка.
— Мам, — тихо сказала Пашка в спину. — Мам, извини. Я не хотела.
— Чтобы к вечеру кота здесь не было, — дрожащим голосом произнесла мать перед тем, как оглушительно хлопнуть дверью.
====== 2. Хорошая девочка ======
1.
Над городом медленно сгущался прохладный вечер.
Пашка, сидящая на скамье около подъезда, закуталась в привычную кожанку, придерживала Зайца, который, отойдя после наркоза, как и следовало ожидать, обмочил кровать, а затем стал негромко скулить — был голоден. Старательно избегая встреч с матерью, Пашка напоила его молоком, а затем, прихватив с собой, исчезла из квартиры, оставаться в которой не было никакого желания. Ладан был расстроен, наблюдая за всем происходящим: этот мудрый пёс очень не любил ссор.
— Ну тихо, — успокаивала Пашка кота, который мучительно старался куда-то двигаться,. — Тихо, Заяц. Лежи. Нельзя тебе ходить.
Домофон запищал, дверь открылась. На крыльцо вышагнула бабка: толстая, низкорослая, но спину держащая гордо, словно все вокруг были ей чем-то обязаны. Пашкина соседка снизу, Анна Константиновна Хрыч (да, именно такая у неё была фамилия) ненавидела Лысую, пожалуй, больше всех остальных. Дело в том, что когда Пашка только-только побрилась, простодушная Хрыч подумала, что девушка неизлечимо больна, и растрепала всем старухам, что, мол, помрёт деваха скоро. Шло время, померло несколько старух, а Лысая всё с этим не спешила. В конце концов пенсионерки плюнули, сказав Хрыч, что она всё напутала, и перестали ей верить.
Славно бы было, если бы этим всё закончилось, но «неизлечимую болезнь» сменила шизофрения. Кто-то — может, Хрыч, а может её таинственный последователь — распространил слух, что Пашка просто больная на голову и из-за этого, мол, её побрили. Неизвестно, кто как к этому отнёсся, однако Хрыч с особым остервенением продвигала среди своих эту информацию . Было бы даже смешно, если бы со временем порядком не подзадолбало: старуха была не сумасшедшей, а очень даже в своём уме, и Лысую ненавидела искренне, всем сердцем. Стоило им где-то встретиться, как пенсионерка тут же недобро косилась, придиралась к любой мелочи, и ворчала, что, мол, пора тебя в психушку сдать, бешеная. И ничего не помогало: ни колкости, ни открытая грубость, ни едкая ирония, даже вежливые приветствия вообще ничего не меняли. Хрыч будто бы была запрограммирована ненавидеть Лысую, и ничего поделать с этим было нельзя.
— Опять ты тут сидишь, паршивка, — завела она привычную пластинку, хотя не так уж часто Пашка и сидела на этой скамейке. — Ещё и кота какого-то драного принесла, совсем сдуру сбрендила…
— И вам добрый вечер, Анна Константиновна, чтоб вы сдохли…
— Чаго ты сказала?!
— Погода, говорю, хорошая… — отмахнулась Лысая невесело.
Что-то зло бормоча про былые годы, уважение к старшим и порку ремнём, Хрыч проковыляла мимо неё. Куда её, интересно, понесло? По телевизору в такое время обычно как раз все бабские сериалы…
— Куда ж тебя пристроить… — задумчиво проговорила Лысая, погладив Зайца. Тот что-то снова мрлыкнул, подставив голову под её ладонь. — Может, Лизку́́…
Лиза Савичева, она же Лизок, носила также кличку Рыжая, однако Пашка называть её так отказывалась из принципа — можно понять, почему. Лизок была самой младшей среди них, как раз того возраста, когда родители и школа особенно усердно настаивают не ввязываться в плохие компании, а дети особенно усердно ввязываются. Лизок не была исключением: по уши влюбившись в Кира — пока что безответно — она начала курить, носить броскую одежду, не имеющую никакого отношения к школьной форме, а на вписках выпивала, как не в себя. Всё это делалось, чтобы завладеть вниманием Кира, чтобы он признал её равной. Пашка видела все её усердные попытки невооружённым глазом, вот только сам Кир то ли умело игнорировал их, то ли просто не замечал.
Неизвестно, какие отношения у четырнадцатилетней Лизы были с родителями, но Пашка рискнула ей позвонить. Лизок взяла трубку, как обычно помолчав секунды три. Для Лысой всегда оставалось загадкой, что же происходит в эти несколько мгновений тишины, между длинными гудками и её голосом.
— Привет, Паш, — Лизок была одной из немногих, кто её так называл. — Ты тоже идёшь?
— Куда? — не поняла Пашка.
— Ко мне… Тебя что, не позвали? У меня родаки свалили, Кир хотел прийти, Сумчик тоже. Говнарь не отвечает пока, но Кир сказал, он бухла всем купит…
— Хера себе! — в сердцах удивилась Пашка. — А меня чё не позвали-то?!
— Я не знаю… А ты что звонила-то?
— Ааа, точно… Слушай, Лизок, у меня тут котяра нарисовался. Послушный, хороший, один хер — лапы передние поломаны, пока всё срастётся, ходить сможет только на коляске. Ты не можешь его себе взять? У меня маман как с катушек слетела, говорит, не потерплю…
Лизок помолчала какое-то время, видимо, раздумывая.
— Паш, я взять не смогу, у меня мамка тоже строгая в этом плане. Но знаешь, ты можешь его бабке моей отнести. Сойдёт?
— Да, очень даже! — обрадовалась Пашка. — А что, бабка как, не очень старая? Ей не в тягость?
— Да не, не парься. Ей наоборот скучно одной, а кошек она любит. Дворовых постоянно подкармливает. Ну как тебе такое?
— Диктуй адрес, мы с Зайцем выезжаем.
…Перед тем, как повесить трубку, Лизок обещала позвонить бабке, Маргарите Семёновне, и предупредить её о визите, так что Пашка, придя к её дому и найдя нужный подъезд, спокойно позвонила в домофон. Электронный замок запищал без вопросов — кажется, бабка в этот вечер никого не ждала. Пашка уже собиралась войти, но навстречу ей вышел со сжатым в руках пакетом невысокий худой мальчик в белой футболке и шортах. Глаза из-под очков в чёрной оправе смотрели прямо и пронзительно, тут же кое-о-чём напомнив. Миновав его, Пашка сердито подумала: «Вот повезло же именно сейчас его встретить».
Пешком поднимаясь на пятый этаж сквозь прибранные, никем не расписанные лестничные пролёты, Лысая вспоминала недавние события: она и не подозревала, что встреченный ей мальчик живёт именно здесь.
Пару месяцев назад во дворе возле этого самого дома Кир и Сумчик «стопанули» школьника, попросив у него «позвонить» — время от времени они этим промышляли, продавая якобы потерянные телефоны за неплохие деньги. Телефона школьник, само собой, лишился, и на этом бы всё кончилось… Вот только у бедолаги был брат: тоже носящий очки, однако рослый, крепкий, как скала, занимающийся боксом. Решив вернуть братишке телефон, он с лёгкостью нашёл Кира с Сумчиком на том же месте и хорошенько поработал над их лицами. Телефон вернул. Но Кир — натура мстительная, унижения он не забыл и однажды, вооружившись куском арматуры, подкараулил идущего домой боксёра; налетел сзади и хорошенько взгрел по затылку. И взгрел довольно сильно — соседский мужик нашёл парня, валяющегося в луже крови, и вызвал «скорую». Кир к тому времени уже успел смыться, так что никто ничего не видел. Об этом случае даже написала местная небольшая газетка: парень был госпитализирован в тяжёлом состоянии.
Лысая никогда особо не выступала против способов «досуга» Кира вроде отжимания у кого-то телефонов — пусть себе развлекается, как хочет, не её дела. Но в этом случае всё зашло слишком далеко, о чём она и высказалась при первой встрече.
— Да ладно, чё ты, — отмахнулся Кир мрачно. — Чё теперь поделаешь. Я не знал, что… так будет. Просто хотел пиздануть хорошенько, чтобы своё место, гнида, знал.