Сел.
Запрокинул голову.
Вытянул шею и завыл.
Завыл потерянно и убито.
Над синей омертвелой степью испуганно подрагивали золотинки звезд. В дроглом блеклом тумане стоял тусклый месяц.
Серый выл.
Степь насупленно молчала.
И молчал, много ночей не подавал голос вожак, а когда позвал он, то и половина стаи не собралась на его поклик. Да и те, что пришли, были напуганы, растеряны, сторонились друг друга.
Вожак подошел к каждому, каждого обнюхал, и каждый, когда подходил он, отворачивал в сторону голову, убирал единственное свое оружие — зубы. И вожак понял, что стая не в обиде на него, что все по-прежнему признают его вожаком, и встал впереди
Были в ту зиму и еще потери. Зима была снежная, и после каждой пороши, бухали в лесу выстрелы, скрипели сани деда Трошки, и кто-то из стаи потом не откликался на призыв вожака.
Серый приходил неизменно.
Он был наделен сообразительностью и после первой же облавы понял: главное — выдержать, улежать, когда лес сотрясается от буханья и поднятого загонщиками крика. А если ты все-таки поддался страху, вылез из укрытия, не мечись, не пугайся красных флажков, не беги к манящим впереди воротам: перед ними встретит тебя алое пламя смерти. Если уж поднялся, шагай за флажки, как это делают белки, зайцы, лисы.
Флажки не опасны.
Они страшны только глупым.
Серый завозился под елью, заворчал. И что за время пришло? То ли снега стали жестче, то ли кости ближе — никак не умостишься, чтобы мягко было, все вроде мешает что-то.
Солнце уже поднялось высоко и грело сильно. Волчица стояла у ели и слушала, как скапывает с деревьев тающий иней, и ела снег.
Она была вся на виду.
Деревья не загораживали ее.
И Серый заволновался: как бы не увидели ее с просеки люди и не обидели. Люди часто обижают просто так, охоты ради, они убивают даже тогда, когда сыты, разве Волчица забыла об этом?
Серый привстал.
Подался слегка вперед.
Волчица перестала есть снег, подняла голову, стоит и смотрит на него крупными настороженными глазами и тихо растворяется в воздухе. Некоторое время еще были видны ее губы, они жадно хватали снег — хап, хап, — но вскоре и они пропали.
Серый успокоился.
Лег.
Лежал, смотрел, как суетятся птицы, слушал.
В мир идет весна.
Дни стали длиннее, в воздухе пахнет талым, и хотя морозы еще бодрятся, особенно по ночам, зиме конец — это Серый знает. Скоро объявится из-под снега земля, проснутся деревья, мощно двинутся под их корой соки, чтобы зажечь на ветвях зеленое пламя листьев.
Весна умеет все живить и встряхивать, наполнять сердце желанием к кому-то приласкаться, кого-то любить. Серый испытал ее силу на себе.
Было это давно.
А помнится ярко.
4
Был февраль.
Была ночь.
Они удачно поохотились у Гореловской рощи и вдоль оврага цепочкой бежали к лесу, когда Серый вдруг увидел позади у себя Волчицу.
Янтарные глаза ее вспыхнули ему навстречу.
Обдали теплом.
Серый знал ее давно. Каждый вечер перед тем, как уйти в степь, они обнюхивали друг друга, и Серый был при этом спокоен, Волчица не волновала его, а тут он вдруг сбился с шага, прошел метра три целиной, вернулся на общую тропу и вскоре снова сбился.
Вожак глянул на него.
Предупредительно заворчал.
Все верно: у стаи должна быть одна тропа, один след. Серый опустил голову, старался бежать как можно ровнее, не глядеть на Волчицу, но она неудержимо влекла к себе. Хотелось бежать с ней рядом, шаг в шаг, бежать до самого леса, а там, в лесу, увести ее под ель, сидеть возле нее, тереться о ее плечо и счастливо поскуливать.
Серый сошел с тропы. Остановился.
Остановился и вожак.
И вся стая.
Остановилась и Волчица, и Серый пошел к ней, не спуская с нее глаз. Она не смотрела на него, но он чувствовал — она видит его, следит за ним и, кажется даже хочет, чтобы он шел быстрее.
Серому оставалось пройти уже совсем немного, когда на его пути вдруг встал такой же, как он, молодой, волк.
Глаза его смотрели цепко.
Зубы были на оскале.
Всем видом своим он как бы говорил — не подходи.
Серый сделал шаг вправо, чтобы обойти его, но волк тоже сделал шаг и опять прикрыл собой Волчицу. Кожа на носу у него собралась гармошкой.
Серый попытался обойти его слева.
Но волк снова оказался у него на пути, шерсть на его воротнике стояла дыбом, и Серый понял: с этим волком ему не миновать драки.
Глаза его опасно зажглись.
Потребовали:
— Уходи.
Но волк не уходил. Он слегка подался назад, изготовился к прыжку. Взгляд его горел ненавистью. Всем воинственным видом своим волк подчеркивал готовность стоять до конца.