На восходе Серый не выдержал, подполз к логову. Волчица лежала у корня дуба, у сосцов ее лепились чернявые сморщенные волчата, его дети.
Он заскулил.
Волчица подняла голову и смотрела на него мягко, словно извинялась, что его место в логове занято волчатами. Серому показалось, что она чувствует себя виноватой, что так строго обошлась с ним ночью, и если бы он сейчас захотел войти, она не была бы против.
Серый просунул в логово голову.
Волчица оскалила зубы.
Зарычала.
Он удивленно смотрел на нее — почему она рычит? И оставался на месте. И тогда Волчица прыгнула к нему и укусила за нос.
И Серый отступил.
Он отполз к кусту боярышника, лежал в нем, слушал, как Волчица кормит детей и причесывает их языком.
Лес просыпался.
Шелестел.
Подымливал подсыхающей росой.
Неподалеку на березе ссорились вороны. Сорока пристроилась тремя ветками выше, погрузила клюв в перья, делая вид, что чистится, а сама ждала — подерутся вороны или нет. Сквозь вязево ветвей золотыми нитями сочилось солнце.
5
С рождением волчат забот у Серого прибыло. Днем он, прячась в боярышнике, стерег гнездо свое, а по ночам уходил на охоту, кормил себя и Волчицу.
Охотился Серый далеко в степи.
Еды было много и поблизости: были зайцы, суслики, иногда забредали отставшие от стада овцы с ягнятами, но Серый, боясь обнаружить себя, никого не трогал вблизи логова, оврагом уходил к Лысой горе, к речке или к Гореловской роще.
Волчата подрастали.
Они уже вылезали наружу, сидели у логова, жмурясь от яркого света, и Серый, лежа в боярышнике, представлял, какими они будут взрослыми волками и как он осенью поведет их на охоту.
Как-то в полдень Волчица сидела с волчатами у логова, прилизывала их по очереди.
Волчата ползали по ней.
Рвали друг у дружки ее хвост.
Более крепкие добирались до ее ушей, повисали на них.
Волчица тихо поскуливала, но не наказывала шалунов. Паркая тишина кутала лес, в зеленой истомной духоте томились птицы.
Вдруг резко закричала сорока.
Забеспокоилась семья зябликов.
Кто-то был в лесу, кто-то чужой, и лес предупреждал об этом.
Серый насторожился у себя в боярышнике. Волчица торопливо перетаскала волчат в логово и присоединилась к нему.
Они сидели, напряженные и чуткие.
А лес тревожился все ближе. Предупреждал трескотней сорок, криком кобчика, потрескиванием отсохших веток: беда! Будьте осторожны.
И тут Серый увидел их.
Это были люди.
Их было трое.
От них пахло керосином и трактором. У опушки недели три назад поставили полевой вагончик, и этих троих, прячась в кустах, Серый не раз видел обедающими за длинным дощаным столом.
Они шли прямо на логово.
Хорошего ждать от них было нечего. Люди живут не по закону Большой жизни: они не признают чужих меток и не ставят своих. Они убивают даже тогда, когда сыты.
Волчата, предупрежденные Волчицей, сидели тихо, люди не могли услышать их, но они увидели логово и остановились. Один из них сказал:
— Волки.
— Брось, откуда им тут быть. Они где погуще, потемнее, — сказал второй.
А третий поднял с земли сук и сказал:
— А мы проверим сейчас, — и сунул его в нору.
Волчата завозились, заскулили. И тогда один из троих забрался в логово и подал их один за другим всех шестерых.
Трое унесли волчат к себе в вагончик.
Вечером уехали с ними в село.
Серый с Волчицей, перебегая от куста к кусту, проводили их до самой опушки.
Спрятались в траве.
А по лесу покатилось от дерева к дереву, от полянки к полянке: люди разорили гнездо волков, отняли у Серого и Волчицы их детей.
Взвизгнул ветер.
Зашумели травы.
На речке над желтыми чашами кувшинок взрыдали чибисы.
Ночью Серый и Волчица пришли в село. В селе было тихо, и только в ветловнике у речке кричал дергач.
Серый с Волчицей были в эту ночь беспощадны.
В трех загонах они положили овец.
Прирезали у деда Трошки теленка.
Они оставили село уже перед рассветом. По белым туманам пробрались в лес, и деревья обступили их со всех сторон, сочувствуя их беде. В логово они не пошли: в нем жил острый, противный запах человека.
Спрятались в орешнике.
На рассвете слышали, как далеко в селе заголосили бабы.
Серый глянул на Волчицу. Она подползла к нему, лизнула в губы, прижалась к нему вздрагивающим телом, и они лежали так весь день.
Ночью они снова ушли в село.
А на заре у двух загонов голосили бабы, ругались мужики, а Серый с Волчицей сидели на макушке Лысой горы и выли, жалуясь земле и небу на свое сиротство.
Они потрошили сараи не одну ночь.
Они мстили людям за свою разоренность.
Рожденная людьми в их сердцах боль требовала еще и еще крови. И едва опускалась на землю ночь, они выходили из лесу и шли в село.