Дед даже прослезился: значит, есть у его жены сердце. Поняла она, что в такой день ему, потерявшему мерина, без капель не обойтись, и вернула «аптечку». Дед аппетитно занектарился эвкалиптовой настойкой, прошел к крыльцу. Сидел, слушал, как щелкает скворец на скворечнике, и с болью думал о волках: сгубить такого мерина!
— Да он меня, пьяного, откуда хошь домой привозил. Ну погодите, вот придет зима... Если уж меня достали врачи с того света, то я еще повожу в лес охотничков, а вас из леса.
И грозил лесу маленьким неопасным кулачком.
9
Зря грешил дед Трошка на волков: их в лесу больше не было, всех перебили охотники. В живых остался только Серый, он-то и прирезал мерина деда Трошки.
Убивать мерина Серый не собирался.
В полночь он, как всегда, шел к Любаве. Стреноженный мерин пасся в буераке за садом. Зачуяв волка, он поднял большую мосластую голову, захрапел, застриг ушами.
Серый остановился.
Стоял и тяжело смотрел на мерина.
В глазах его вспухала ненависть.
Он понял вдруг, что все его беды, все потери его связаны с мерином деда Трошки. Память оживила все и подытожила:
Мерин привозил охотников в лес.
Мерин увозил из леса убитых волков.
Мерин свез в речку щенков Любавы.
Все в мерине, все от него — это Серый понял, глядя на мерина, а мерин понял, глядя на него, что ему больше не жить, а жить хотелось, и он, храпя, запрыгал по оврагу. Но где ему, стреноженному, было ускакать от волка. Серый в три прыжка настиг его, перекусил жилу левой задней ноги и тут же отскочил прочь, не давая мерину нанести удар копытом.
Мерин жалобно заржал.
Левая нога его беспомощно повисла.
Но жить хотелось.
И он поскакал дальше, надеясь спастись на трех. Ему бы только выбраться наверх: там — дома, там — люди, они помогут, они не дадут волку убить его.
Ему бы только выбраться наверх.
Но он не выбрался.
Серый снова настиг его и перекусил жилу правой задней ноги. Мерин осел сразу всем своим грузным телом на дно оврага. Опираясь на спутанные передние ноги, он вытягивал шею, отчаянно задирал голову, все еще надеясь спастись, но Серый повис у него на горле, добрался зубами до жилы, по которой течет кровь, перекусил ее, освобождая дорогу жарко хлынувшей струе.
Мерин захрипел.
Покачался, сидя.
Дернулся и с парким выдохом рухнул на холодную землю.
Серый, весь дрожа от напряжения, поднялся. Он стоял меж
крутых склонов буерака и со смертельной злобой глядел на тушу
теплого мяса. И вдруг, забыв, что он один, вскинул голову и завыл, по давнему обычаю волков созывая на пир братьев по крови.
Он выл молодо.
Выл победно и страстно.
Выл с полной убежденностью, что волки откликнутся на его призыв и придут разделить с ним его трапезу.
Но на вой его прибежала только Любава.
Серый гордо стоял над трупом поверженного им мерина.
Он был весь в крови и был горд этой кровью.
Любава попятилась от него. Она еще никогда не видела его таким лесным, таким торжественно кровавым. С ужасом и визгом унеслась она по склону буерака наверх, нырнула в лаз на погребицу, спряталась в темноте, забившись в дальний угол.
Серый остался в овраге один.
Сорвалась и прочертила по небу огненную линию отгоревшая звезда. За лугом в речке что-то крякнуло и отдалось в тальниках.
Волков нет.
И звать некого.
Серый вспомнил вдруг об этом и, вскрикнув как-то всем телом сразу, оставил мерина нетронутым, обессиленно побрел в лес. Он отыскал свое первое логово, в котором жил когда-то с Волчицей, присел у корня дуба, у которого любила сидеть она, и сидел всю ночь. Думал о Любаве.
Ушла.
Испугалась крови.
И он ждал, что она нарожает ему волков!
Ну ей ли, выглядывающей куски, живущей подачками с хозяйского стола дать жизнь гордому независимому ни от кого волку? Пусть уж лучше его дети лежат на дне речки, чем выросли бы возле нее и стали собаками.
К утру в темном котле неба выварилась гроза.
Засверкали молнии.
Загремели громы.
Все в страхе разбегалось, пряталось, и только Серый был ко всему безразличен. Он не замечал ни начавшейся грозы, ни бури. Рот его был жестко сомкнут, глаза горели презрением.
Здесь, в старом логове, и нашла его Любава.
Она подползла к нему.
Заглянула в самый ужас его глаз.
Страх охватил ее, но она пересилила себя и лизнула Серого в губы, готовая любить его и такого.
Серый не звал ее.
Сердцем своим почуяла она, что нужна ему.
И — пришла.
Мокрая, прихваченная обрушившимся ливнем, она подползла к нему и, простая, бесхитростная, положила к его ногам кусок раскисшего под дождем хлеба.
Лил дождь.
Вспарывали небо молнии.
Обвально падали грома.