Об отдыхе
Единственный способ отдохнуть – это сесть в первый попавшийся самолёт и улететь куда-нибудь, в такое место, где плохо ловится “БиЛайн”. Лечь там на камни, на берегу какой-нибудь Темзы, Адриатики или Атлантики, подставить лицо морскому ветру, слушать чаек и с тоской отсчитывать часы до обратного рейса.
О “Живом Журнале”
Когда я создавал ЖЖ, у меня на погонах было написано: генеральный директор и главный редактор “Лента. ру”, главный редактор холдинга, в который входит “NewsRu.com” и ещё некоторое количество… То есть я был ой какая публичная фигура. И когда я начал писать дневник, главное для меня было то, чтобы через этот дневник в мою жизнь никто не лез. То, что я имею сказать прессе, я имею сказать прессе. Для этого мне звонят, я даю комментарии – они выходят. А дневник – это “я пошёл”, “я поехал”, “я проснулся”, “я посмотрел кино”, “я прочёл книгу”… И не трогайте. Поэтому там нецензурное название, там есть запись: “Всё, что вы здесь прочитали, не надо обсуждать в СМИ, обсуждайте здесь – нажмите на comments и обсуждайте”. Приоритетом при создании ЖЖ для меня было оградить его от медийности. С тех пор прошло время, я утратил свои статусные позиции, и у меня уже нет этой проблемы – своим дневником я не могу уже поставить в неудобное положение какую-то корпорацию как её сотрудник, это уже без разницы. Сейчас медийность этого блога идёт своим чередом. Но я пишу свой журнал не для того, чтобы его хотело читать побольше народу. Человек пишет о том, куда он поехал, куда приехал, в какой стране он находится… Я не понимаю, кому это может быть интересно, кроме моей мамы, например.
Америка
До 35-летнего возраста я был абсолютно убеждён, что в Соединённые Штаты Америки не попаду никогда. Потому что для поездки в эту страну и израильтянину, и россиянину в ту пору необходимо было отстоять серию километровых очередей с интервалом в несколько недель: сперва взять/заполнить/сдать анкету, а потом проходить интервью. До знакомства с MP3-плеерами у меня была стойкая идиосинкразия к очередям, и представить себя отстаивающим часы на московском морозе или тель-авивской жаре, в толпе унылых сограждан на Новинском или крикливых арабских семей на ха-Яркон, я затруднялся начисто.
Но однажды, в конце 1999 года, с лёгкой руки друга моего Осколкова-Ценципера, французский журналист Пьер Доз взял у меня очередное интервью для газеты Le Monde (они у меня их брали несколько раз между 1998 и 2008 годом, и всегда примерно на одну и ту же интернетовскую тему). Интервью с большим портретом работы Сергея Дондуряна благополучно вышло в пятничном приложении к газете весной 2000 года, и там его прочли несколько ООНовских франкофонных барышень, которые тотчас же захотели вовлечь меня в орбиту своей деятельности. Поэтому они включили моё выступление в повестку пятого United Nations Television Forum, и заместитель генсека ООН по коммуникациям, некто Kensaku Hogen, прислал мне на номер “Ленты. ру” пригласительный факс, который я со спокойной душой проигнорировал, понимая, что в очередях за визой стоять не готов. Г-н Kensaku Hogen не унялся, и спустя ещё 3 месяца прислал новый факс, который постигла та же судьба. На 12–15 ноября 2000 года я со спокойной душой подтвердил участие в новосибирском фестивале “Интернить”, понимая, что Америки мне не видать, даже если Кофи Аннан лично будет меня звать на ланч, потому что визы нет, и я за ней не пойду.
Я недооценил возможности Объединённых наций по визовой поддержке. Пока я радовался жизни в Новосибирске, московский офис ООН поставил мне в загранпаспорт американскую визу и купил билет до Нью-Йорка. О чём сообщил мне по телефону изрядно охуевший шофёр Саша, как раз когда я собирался сделать spare в боулинге на Железнодорожной магистрали. Саша добавил, что вылетать из Москвы надо завтра. Я промазал по всем кеглям, извинился перед коллегами, что не смогу завершить партию, вышел на улицу, поймал такси и через пару часов уже летел в Москву. Назавтра, в некотором остолбенении от случившегося, я вылетел в Нью-Йорк.
Впечатление, которое произвели на меня огни большого города, описывать, наверное, нет смысла: оно для этого слишком банально. Вероятно, любой европеец, попав в густые небоскрёбные леса Манхэттена, испытывает одну и ту же смесь изумления, любопытства, тревоги, восхищения и сознания собственной здесь неуместности. В моём случае ситуация усугублялась неспособностью переварить сам факт, что я попал-таки в ту самую Америку, про которую до этого 35 лет кряду знал совершенно точно, что никогда здесь не окажусь. Практически, это было ощущение сродни попаданию на тот свет.