Бадамшин предполагает, что обвинительный приговор будет вынесен райсудом в три заседания.
P.S. Одежду для суда я выбирал очень долго. Отверг и шорты, и индийскую курта-пажаму, и красные штаны со слонами для йоги. Надел самую приличную майку с Леонардо. Говорю Бадамшину: видите, Сергей Викторович, как я вас уважил! Он отвечает: ну да, конечно, Антон Борисович, вы пришли в Пресненский суд с хуем на самой груди.
OMFG, что в голове у этих жрецов Фемиды.
“В следующий раз покажи суду, что есть на ста рублях”, – шепнула в чатике ехидная мадам К.
Сколько можно бояться
Дорогие френды и читатели, перестаньте, пожалуйста, пугать меня тюрьмой.
Реально – надоело. Скучно, однообразно, ни о чём.
Я родился и вырос в стране, где поговорка “от тюрьмы не зарекайся” каждому жителю известна лучше, чем “Отче наш” и 49-я статья Конституции. Мне ещё не исполнилось 17 лет, когда моего учителя иврита отправили валить лес в мордовские лагеря – именно за то, что он преподавал мне иврит.
В 1983 году я, владея шестью иностранными языками, не пошёл на филфак МГУ, как настаивали родители, а поступил в медицинский институт – именно для того, чтобы в случае Афганистана или лагерей иметь пригодную в этих местах специальность. Ни по какой другой причине. Когда перспектива Афгана и лагерей миновала, я вернулся к гуманитарным занятиям, но если Родина скажет – откопаю диплом (кстати, адвокат и так велел его найти, для приобщения к уголовному делу).
Среди моих знакомых – и в брежневские времена, и в путинские – всегда хватало людей, переживших тюрьму и лагерь. В том числе и по политическим статьям, и по вполне себе уголовным. Некоторым из них я откровенно завидую, потому что они использовали время пребывания в местах лишения свободы с большой пользой для личностного роста и развития. В моём представлении, тюрьмы и лагеря – такая же школа жизни, как кругосветное плавание или восхождение на Эверест, только с меньшими рисками для жизни.
Весь смысл 282-й статьи и других аналогичных законов – в запугивании людей. В том, чтобы мы боялись открывать рот. Единственный способ бороться с этой системой – не бояться её угроз. Я – не боюсь. И не надо, пожалуйста, учить меня страху. Это ровно та наука, которую я считаю для себя лишней. Не потому что я такой крутой и смелый, а потому что мне скучно бояться. Людей, живущих в постоянном страхе перед властью или неизвестным будущим, среди моих знакомых было больше, чем даже сидевших. И если я, в силу каких-то обстоятельств, не отношусь к их числу, то считаю, что мне крупно повезло.
А самое главное, о чём стоит помнить в жизни (поскольку она чревата проблемами посерьёзней тюрьмы), – что Бог не посылает нам таких испытаний, которые мы были бы не в силах перенести.
Последнее слово в суде
Уважаемый суд, уважаемые присутствующие,
хочу рассказать об одном случае из советской истории, который в своё время произвёл на меня очень сильное впечатление, когда я прочёл о нём в мемуарах писателя Ильи Эренбурга.
Экономист Николай Николаевич Иванов работал до декабря 1940 года советским поверенным в делах во Франции. Вскоре после возвращения в Москву он был арестован за “антигерманские настроения”. Арест случился в те времена, когда ещё действовал пакт Молотова-Риббентропа, по которому стороны обязались прекратить враждебную пропаганду по отношению друг к другу. Чтобы доказать Гитлеру, что обязательства соблюдаются, Сталин распорядился обеспечить в СССР аресты и посадки за “антигерманскую пропаганду”. Но советский дипломат Николай Иванов приговор Особого совещания – пять лет лагерей – получил в сентябре 1941 года. В Москву он смог вернуться лишь через 13 лет после вынесения приговора.
“Трудно себе это представить: гитлеровцы рвались к Москве, газеты писали о «псах-рыцарях», а какой-то чиновник ГБ спокойно оформлял дело, затеянное ещё во времена германо-советского пакта; поставил номер и положил в папку, чтобы всё сохранилось для потомства”, – напишет об этом деле Илья Эренбург в своих воспоминаниях.
Трудно не вспомнить эту историю в связи с моим сегодняшним делом. Ни для кого не секрет, что происходит сегодня в сирийском городе Алеппо. Город с населением в полмиллиона взят в осаду войсками правительства Сирии и Корпусом Стражей Исламской революции при поддержке российской авиации. Бомбардировке с воздуха подвергаются больницы, жилые кварталы, гуманитарные транспорты ООН. В городе нет электричества, перекрыты все пути доставки продовольствия, воды, лекарств. Официальный ультиматум властей Сирии гласит: блокада жителей Алеппо будет снята лишь после того, как боевики сложат оружие и покинут восточные кварталы города.