Всю сознательную жизнь, Андрей Степанович придерживался коммунистических взглядов. С их позиций знал, что правильно, а что нет. В партии не состоял, поскольку запрещено законом, но уставные цели разделял всецело и поддерживал горячо. А делал что мог – исправно ходил на все выборы и голосовал там исключительно за своих. Ждал: вот-вот и все изменится. Свои вернутся и заживем!
Голосовал и ждал. Ждал и голосовал. Голождал. Ждалосовал. Да, именно так: голосование и ожидание перестали быть отдельными событиями, смешались в одно пустопорожнее мероприятие.
Перспективы скрылись за горизонтом, и уже закрадывались мысли: не идет ли все как должно? Худо-бедно, но девяностые миновали. Горячие точки остыли и обросли курдюком. Обороноспособность повысилась. Авторитет в мире возрос. Может так, тихой сапой, и вернемся в Советский Союз!
И тут проклюнулись эти. В руках не булыжники, а прямоугольники смартфонов. Не строчат из пулемета Максим, строчат посты и репосты в Интернете. И все как-то несерьезно, все по-детски.
Он не любил их нелюбовью состарившегося революционера, просидевшего молодость на конспиративной квартире, так и не дождавшись призыва: «На баррикады!». Как старый мавр, ревновал к ним правду, готовый, скорее, ее придушить, чем отдать другим, недостойным.
Но хуже всего, тем временем недостойные и отстроили баррикады. Забрались на них и заголосили неокрепшими связками то, о чем самому давно хотелось орать.
Великие истины и смыслы, обмусоленные поколениями гениев, они присвоили без ссылки на источник. Облекли в форму слоганов, мемов, хэштегов и заявили, как свои собственные. Перехватили повестку, предлагая на выходе всю ту же демократию, от которой выгоду получают одни жулики и инородцы.
Подразделение Андрея Степановича входило в непосредственный контакт с недовольными гражданами и выслушивало от них за все беды. Будто они виноваты во всем, от второго слоя тротуарной плитки до войны на Ближнем востоке.
Ребята не железные, поэтому теряли терпение и били кого-нибудь по голове резиновой дубинкой.
И ведь как на зло: те, что более всех напрашивались, успевали улизнуть, а доставалось нерасторопным и молчаливым. Медлительным пенсионерам или студентам, которых эффектное селфи интересовало больше политики. А потом – жалобы, кляузы, справки о телесных повреждениях. Только отписываться успевай!
Своих, с красными флагами, он бы в жизни не тронул. Но, надо сказать, и распоряжений их трогать не было с конца нулевых, а сами красные флаги появлялись все реже, с лозунгами, все более абстрактными и беззубыми.
Кроме его бойцов задействовались сотрудники Росгвардии и ОМОНа. Но, им было несравненно легче. Обезличенная армия Дарта Вейдера анонимно дубасила граждан, а его подчиненные шли с открытым забралом и жетонами на видном месте. Но, самое удивительное и психотравмирующее, это их отношение к происходящему.
Рядовой состав душу ему не изливал, но из обрывков фраз и кусков разговоров Андрей Степанович понял: почти все они на стороне Валежникова! Как так?! Дубинками бьют, а в душе поддерживают. Диалектика!
В общем, досталось мужчине. Командовать бойцами, мечтающими оказаться по другую сторону, то еще удовольствие.
Следующая парочка встречающих: Николай Павлович, майор. Раньше его должность называлась начальник криминальной милиции. Немного мудрено, но, в общем, понятно. С некоторых пор он первый замначальника отдела – начальник полиции. Как был, при царе, сокольничий, так он был полковничьим при Сергее Николаевиче.
Второй – Анатолий Ильич, тоже майор, начальник уголовного розыска.
Почему Толя – Анатолий, а Коля не Анаколий? – пошутили однажды в отделе. С тех пор прозвище Анаколий стало общим для них обоих. А что б их различать, один стал Анаколием Старшим, другой – Младшим.
Впрочем, часто уточнение и не требовалось. По сути, они делали одну и ту же работу, подходя к ней с разных концов. Так что сторонний наблюдатель с трудом понимал их различия.
Служили два майора, страдали три отдела. В плане субординации между ними было все просто. Николай Павлович имел в подчинении розыск и еще несколько отделов. То есть, он начальник, а Анатолий Ильич – непосредственный руководитель уголовного розыска, подчиненный. Но, отношения их были тоньше и сложнее, чем обычное состояние подчиненности.
Один делал, другой рапортовал. Один поднаторел в погонях и выбивании признаний, другой знал толк в статистических фокусах и редактуре учетной документации. Один мог все, другой за все отвечал. Один заискивал перед начальством, другого уважали подчиненные. Для одного была важна отчетность, для другого нечего, кроме нее, было неважно.