– Ага. Все по наезженной: как несчастных студентов на митинге дубасить, так полиция первая. А как граждан от настоящих преступников защищать – так в кусты. – подтвердил «делание мозгов» Андрей Степанович.
Слушая их сбивчивые рассказы, Анаколии навострили уши: пришел, что-то там сказал, произнес вслух ужасное имя! Вроде, ничего такого. Да, ничего не было, но предчувствие у господ-жополизов появилось. Предчувствие триумфа и блестящей возможности выслужиться!
– Встань нормально, стоишь тут! – крикнул на Антона Андрей Степанович и дал ему затрещину. Было не так больно, сколько неожиданно и унизительно, а реплика, по своей смысловой нагрузке, походила на «Чё, кого?» от любителя спортивного костюма и кепочки.
Следом, почти без паузы, звонкий подзатыльник прилетел Антону от Фомиченко. И столько ненависти, столько души было вложено в него, что все опешили и уставились на помощника дежурного. Никто не ожидал от этого тюфяка такой прыти и с чего бы это?
Когда заходили разговоры о политике, Фомиченко никогда в них не участвовал. Было бы странно, если б оказалось, что он вообще слышал о Валежникове и оппозиции. А тут выясняется… какой-то криптогосударственник притаился за пультом!
От удивленных взглядов старлей стушевался и вернулся на рабочее место. Потребуй с него сейчас объяснений, он не нашелся бы что сказать. Да, он испытывал к гражданину Нежданову резкую неприязнь, но публично пояснить ее происхождение невозможно. Она иррациональна, и будь озвученной, вызвала бы сомнения в душевном здоровье ненавистника: в задержанном Фомиченко бесила… его молодость.
Старлею было тридцать. Прекрасный возраст, как не посмотри. Но, сам Фомиченко уже от него страдал, потому что молодость, черт ее дери, молодость стала вдруг чем-то не про него.
От сидячей работы, объемные акценты его фигуры сместились книзу, а на голове стала пробиваться плешь. Но не благородная, а-ля Брюс Уиллис, а нелепая, клоками, так что в зеркало лишний раз было больно смотреть. Но, что хуже того, – молодые превратились в каких-то инопланетян, разговаривающих на тарабарском языке, увлекающихся хрен знает чем и в то же самое одевающихся.
Еще три-четыре года назад он был с ними на одной волне. Знал, чем они живут, понимал их шутки, интересы. И вдруг, в какой-то момент, поймал себя на том, что ему с ними не интересно. Приколы их стали казаться глупыми, шутки – неуместными, устремления – мелкими. Их компании стали тяготить, и это было взаимно.
Страшное дело – вариться в собственном соку, не видя себя со стороны. Потому как не в молодости дело. Тридцатник, конечно, не юность, но уж точно не старость. Все дело в службе, которая, вроде как, работа, а по факту – образ жизни. Словно радиация, она въедается в кровь и кости и вылезает наружу профессиональной деформацией.
Будь у Фомиченко возрастные гражданские друзья, он бы заметил, что и с ними ему говорить стало не о чем. Вот, только, кто бы все это ему объяснил…
Своим же умом он дошел до смертельной тоски по молодости и черной ненависти к молодым. Жуткий человек! И тот факт, что этот молокосос занимается неведомой ему политикой, знаком с каким-то там Валежниковым, все это еще раз напомнило старлею, как же сильно он от них отстал. Полоснуло серпом по одному месту. И звон его леща звонил именно по этой невыносимой тоске.
– Фамилию, имя, отчество, дату и место рождения называем! – по-солдафонски проорал дежурный.
Антон продиктовал свои установочные данные и Виктор Валерьевич стал пробивать его по базам: Так, розыск, база паспортов, судимости… О-о! А вот и наш «Гражданин»!
В базе ГАИ за Антоном оказалось два неуплаченных штрафа. Все подошли к монитору с таким выражением на лицах, словно Чекатило, не меньше, случайно попался в их сети!
– Да вы, гражданин Нежданов, злостный неплательщик у нас! – победно произнес Анатолий Ильич: Нарушаем, стало быть!
Да, конечно, «Нарушаем!» Куда ж в вашей конторе без этой фразы!
– Макаров! Пойди, посмотри, Наталья Ивановна на месте? – скомандовал дежурный.
Макаров встал и пошел искать Наталью Ивановну, инспектора по административной практике.
– Что, Антон Леонидович! Нарушил, а платить Пушкин будет?! – с укоризной высказал Анаколий Старший: придется штраф административным арестом заменить. Посидишь у нас до завтра, а с утра в суд. Вот так!
– Какой арест? Вы о чем? Я ничего не нарушал… – пролепетал злостный неплательщик: Это какая-то ошибка…
– Да неужели? – злорадно спросил Фомиченко: Ошибочка, стало быть, вышла!
И сделал замах для очередной затрещины, но, на этот раз, сдержался.
Ошибки и правда не было. Несколько лет назад, его двоюродный дядя, вечно должный всем и вся, оформлял на племянника машину. Вот и накатал на ней пару штрафов, которые повисли на номинальном владельце. Антон понятия о них не имел, но, как в песне поется: «Компьютеры, в памяти, прочно хранят…»